Академия (СИ)

Лоу-кики для Аллена были нехороши. Он захромал, лицо его исказилось гримасой боли, и скорость сразу упала. Теперь он вертелся на одной ноге, а я наскакивал на него как атакующий шершень, и жалил, жалил, жалил.

Он пытался нанести удары, прикрывался, уходя в глухую защиту и уже не надеясь на крепость черепной коробки, но все было бесполезно — опыт современного земного бокса, плюс опыт бойца спецназа, плюс возможности тела ворка, природные и полученные от мутации…я просто и незамысловато забивал противника, не используя никаких хитрых приемчиков здешних единоборств. Внешне это выглядело так, как если бы я дрался полностью в стиле Аллена — тупое месилово, в котором надо держать удар противника и нанести как можно больше своих ударов. Но это было совсем не так. Или — не совсем так. Я берег руки, потому если и бил кулаками, то лишь в «мягкие» места, чтобы не разбить кулаки. Ноги — вот главная ударная сила. Бедра я ему отсушил так, что две недели будет ходить с синими ляжками, как завзятый зомбак! А мой последний прямой пинок в солнечное сплетение (моя коронка!) если и не выбил из Аллена дух, то заставил его согнуться крючком и не распрямляться до тех пор, пока мое колено с хрустом врезалось в нос музыканта. На том бой и закончился. Я бы мог добавить еще, пнуть, пока парень летел на пол — ну чтобы совсем уж не встал. Но ничего такого не сделал. Аллен грохнулся на пол с таким стуком, что наверное было слышно до самых портовых ворот.

Молчание. В тишине голос трактирщика, в котором прослеживаются нотки тревоги:

— Эй, пощупайте — он там живой?

И его слова послужили чем-то вроде спускового крючка. Шумели в зале, когда бой начинался? Громко шумели? Херня! Вот теперь — шумели! Вот теперь — орали!

Господи, как они вопили! Свистели, хрипели, улюлюкали…били кулаками по столам и по рожам соседей! Зачем по рожам? А что еще делать-то?! ЧТО ДЕЛАТЬ?! И поверх всего это шума — визг портовых шлюх, чьи голоса напоминали одновременно и рев пожарной сирены, и свист пролетающей электрички. Вот умеют же орать, дал бог такое умение!

И началась драка. Вначале полетели дощечки-«квитанции», они покрыли пол и столы светло-желтым слоем, похожим на ковер из осенних листьев. Кто начал драку — неизвестно. Очаги этой свары вспыхнули одновременно в разных конца трактира, огонь драки распространился так равномерно и быстро, как если бы на лес упал густой метеоритный поток. Летели кружки, чашки, люди вылетали из толпы сбитыми кеглями…но что интересно, я заметил — никто не хватался за ножи или мечи. А ведь тут хватало вооруженных людей. Все с упоением били всех, и похоже что это все было обычным, хотя и вряд ли очень частым развлечением.

Трактирщик и вышибалы в драку не вмешивались — стояли и смотрели на происходящее довольно-таки равнодушно, видимо подобное им приходилось наблюдать не раз, и не два. Сейчас подерутся, успокоятся, рассядутся по местам и сразу же закажут еду и напитки взамен вываленных и вылитых на головы соперников. Нормально, чо уж там…

Увы, на валяющегося без сознания Аллена так никто и не обращал внимания. Ясное дело — проблемы индейцев, это не проблемы шерифа. Тут драка идет, какие-такие музыканты?!

Подумал пару секунд, шагнул в глубину сцены — там на стене висела лютня Аллена, которую он повесил перед тем, как выйти на бой. Обычная, стандартная лютня, шесть двойных струн, или можно сказать — двенадцать. Снял лютню, провел пальцами по струнам…инструмент жалобно зазвенел — несчастный подранок, доживающий свои последние дни. Меня даже покоробило от жалости к этой забитой, несчастной лютне. Ну как можно ТАК обходиться с инструментом?! Хозяина бы так изувечить! И тут же вспомнил, что похоже Аллену досталось в своей жизни не меньше, чем его убогому инструменту. Когда-нибудь он умрет в очередном бою с претендентом на сцену, и инструмент продадут за гроши старьевщику. А может и просто бросят в кладовку, где он и закончит влачить свое жалкое существование, покрываясь плесенью, тихо умирая под слоем вековой грязи.

Я со вздохом сел на отставленный к краю стул, на котором до того сидел Аллен, пристроил лютню, и перебирая струны, заиграл, запел:

— Снился мне сад в подвенечном уборе…

В этом саду мы с тобоюуу…вдвоем!

Звезды на небе, звезды на море…

Звезды и в сердце…моем…

Голос! Черт возьми голос! Нет, я все-таки хорош! Не так — хорош голос Келлена. Сейчас я пел не баритоном, не тем голосом, которым привык петь — это был драматический тенор di forza! То есть я, как оказалось, могу менять голос под музыку, под момент! Петь в разных октавах! Эта песня лучше всего слышится, когда ее поют таким вот драматическим тенором. Он и не баритон, но и не совсем такой тенор, как у покойного Козловского, то есть не «женский» голос.