Академия соблазна. Дурнушка из преисподней

Его слова заставляют меня задуматься. Да и вообще, когда тебе говорят такое… Весь мир с ног на голову переворачивается. Я невольно подаюсь вперед, к теплу мужчины, будучи все еще в своих мыслях… И сама не замечаю, как оказываюсь совсем рядом с Дэмианом. Он не спешит заключить меня в объятия… Но, кажется, и не отстраняется. Да какого черта, мне только что сказали, что на самом деле я попала не в преисподнюю, а в какой-то адский постапокалипсис, который, к слову, устроил мой отец, помним, да, так почему я вообще робею? Утыкаюсь лбом в грудь Дэмиана, обвивая его руками, и даже не пытаюсь больше себя оправдывать, мол, это просто чтобы согреться, или успокоиться…

Когда все вокруг летит к чертям — нужно подстраиваться. Подумать только — на мою голову обрушился весь этот хаос всего несколько дней назад, а я уже готова катиться вместе со всей вселенной по наклонной. Ну и пусть. 

— Ариана… — совсем тихо отвечает Дэмиан, кладя руки мне на плечи, и я не совсем понимаю, то ли это такое сдержанное ответное объятие, то ли он предпринял неуспешную попытку меня отстранить. В любом случае — я слегка отстраняюсь сама, поднимая голову и глядя ему в глаза, но объятия не размыкаю.

— …Мне не только гнев нельзя испытывать.

В его взгляде столько невыраженных эмоций, что у меня замирает сердце.

— Ладно, — не совсем понимая, о чем он, соглашаюсь я.

— Печать наказания не дают просто так, — голос Дэмиана срывается на хриплый шепот.

— Я учту, — вторю ему тем же тоном, и понимаю, что взгляд против воли снова возвращается к его губам.

Холода окружающего мира я больше не чувствую. Только стук собственного ошалелого сердца, напрочь стирающего все мысли из головы.

— Любое сильное чувство для меня… Губительно.

— Сильное чувство? — я снова смотрю ему в глаза, и сама не замечаю, как в эту секунду приникаю еще ближе.

Дэмиан очень сильно стискивает челюсти и, кажется, даже дыхание задерживает. Обращаю внимание, что на щеке совсем тускло проявляется контур печати, но тут же гаснет. 

— Совершенно оглушительное, — выдыхает наконец он…

…И подается вперед, впиваясь в мои губы своими.

Не помню, чтобы и я сама когда-то испытывала что-то столь же оглушительное и сильное. Чтобы вот так выдыхала со стоном кому-то в губы от нервного ожидания, прежде чем с небывалой страстью ответить на его поцелуй. И уж точно я никогда вот так не цеплялась бесстыдно в ворот парня, увлекая его за собой, буквально вынуждая вжимать меня своим телом в перила балкона, грубо и жадно, превращая невинный первый поцелуй в акт всесжигающей страсти.

Дэмиан отстраняется от меня первым. Мне же кажется в эту секунду, что даже пол дрожит под нашими ногами. На его лице написано замешательство… Не успеваю я даже подумать, почему, как он вдруг обхватывает меня руками, увлекая вниз, буквально прижимая всем своим телом к неровной поверхности крыши, да так сильно, что я даже сделать вдох не могу, а потом…

Слышу взрыв. Такой силы, что, кажется, на мгновение даже теряю сознание.

К сожалению, лишь на мгновение — потому как в следующие же секунды сквозь звон в ушах слышу, как обрушивается потолок под нами. Я даже вскрикнуть не могу, настолько сильна хватка Дэмиана, но, продолжая удерживать меня одной рукой, он, кажется, прямо на полу пытается начертить знак… 

Сделать этого до конца он не успевает. Впрочем, в портал мы все равно проваливаемся. Или все же сквозь крышу?.. В любом случае — грохот и тряска вокруг такие, что мне кажется, будто мы рухнем сейчас прямо в ад. Ах да, постойте-ка…

Я не ощущаю удара — только как в один момент из груди выбивает весь воздух и я не могу больше вдохнуть. Грудную клетку сдавливает так больно… Всеми остатками сознания и сил я цепляюсь за Дэмиана так, словно бы от этого зависит моя жизнь.

Хотя, какая там жизнь.

После такого не выживают.

Это последняя мысль, которая проносится в моем сознании, прежде чем оно окончательно ускользает от меня.

14. Когда приходишь в себя после бури

Первым делом я ощущаю боль. Сознание пытается вернуть себе власть внутри моей головы — но каждая попытка сформулировать любую мысль отзывается жуткой болью. Голова словно желает взорваться… Взрыв, точно. Кажется, это последнее, что я помню.

Пытаюсь открыть глаза, точнее — вспомнить, как это делается. И вместе с тем мою грудную клетку сводит приступом кашля, и из-за этого боль мгновенно распространяется на все тело. Шевелиться больно. Кашлять больно. Черт, я хотя бы дышать могу, чтобы не терпеть все эти мучения?

Оказывается, нет. При любом резком вздохе легкие грозят взорваться кашлем, поэтому я стараюсь дышать осторожно и медленно. Воздух вокруг словно… Тяжелый, неоднородный, очень сухой. Наконец продираю глаза — почти ничего не видно. Плотная взвесь пыли хорошо видна в слабо пробивающихся лучах света. Наверное, оттого и кашель. 

— Эй, меченая, — слышу хриплый, до боли знакомый голос откуда-то с противоположного конца комнаты.

— Да, тыковка, — да уж, мне слова даются не лучше, и даже язвительность не скрашивает эти интонации, словно у курильщика с тридцатилетним стажем.