— Ну, как ты? — Ласково спросил меня «папа», обнимая за плечи. А я вдруг ощутила себя как дома.
Будто это вовсе не чужие люди, а мои родные мама и папа. Тепло разлилось по телу, улыбка сама собой расцвела на лице. Не могу объяснить эти чувства, но… впервые, за все время пребывания в этом мире, я почувствовала себя в «своей тарелке».
— Ирэне? — Мягкий голос отца вырвал из раздумий.
— Все хорошо, пап. — Он недоверчиво на меня посмотрел. — Правда, все хорошо.
И ведь я не обманула. Мне сейчас так хорошо, даже не верится, что это со мной происходит.
Я отстранилась от отца, обернулась и чуть не упала. Ноги подкосились. Если бы не папа, сидеть мне на полу. Причиной этому послужил Витор.
Он с радушной улыбкой мило беседовал с мамой. С лица его исчезла всякая злость, ни молекулы от нее, ни единого намека на прежнего, обычного Витора.
Значит, хороший актер… Ну ничего, я сниму с тебя эту добродушную личину, желательно при массе свидетелей, чтобы не отвертелся.
— Ирэне, — мама обратила свой взор на меня, — нам пора. Мужчины, не скучайте. — Она чмокнула отца в щеку и повела меня к выходу.
— Нас уже ждут портнихи, надо успеть подготовиться.
Мы шли через длинный, широкий каменный коридор. На полу расставлены горшки с цветами, на стенах висят картины, канделябры. Местами стоят искусно сделанные скамьи из камня, с множеством мягких подушечек.
— Сегодня вечером устраиваем небольшой званый ужин, мы должны шикарно выглядеть.
В голове всплыли слова Малены «Рэне, твоя мать — ходячий фейерверк», я поспешила уточнить:
— Небольшой званый ужин на сколько человек? — Мама недовольно скосила на меня глаза.
— Ох, Ирэне, ты не меняешься. — Она укоризненно покачала головой. — Скромный ужин в кругу друзей.
Скромный ужин… Именно эта фраза заставляет усомниться в достоверности предоставленной информации.
Шустро поднявшись по лестнице на второй этаж, коридор которого ничем не отличался от первого, зашли в крайнюю дверь, где нас ждали три дамы среднего возраста. Тут же стояли три швейных машинки, лежали рулоны различных тканей.
— Лэри, — обратилась мать к белокурой женщине, сидящей возле окна, — Ирэне надо сделать что‑то такое, чтобы ее жених голову потерял.
Не знаю как голову, а дар речи я чуть не потеряла.
— Мам… — Попыталась я возразить, но меня не терпящим пререканий тоном оборвали:
— Ирэночка, послушай маму, я знаю, что делать. Я твоего отца обворожила, а за ним, между прочим, половина девиц Королевства бегала.
Но я то за Витором не бегаю! И вообще, пусть за ним хоть рота полуголых барышень гоняется, мне все равно.
— Мам…
— Рэне! — Меня снова оборвали. — Не спорь с матерью.
И начался ад. Меня крутили, вертели, замеряли, измеряли, раздевали, одевали, снова измеряли, подшивали, перешивали…
Мать сидела в кресле с кружкой ароматного чая и давала указания «здесь перешить», «там ушить», «подол укоротить», «вырез глубже», «разрез больше». Все мои попытки высказать свое мнение оканчивались провалом. Коронная фраза «мамочка лучше знает» у мамы явно заела, поэтому я покорно замолчала, позволяя крутить меня как им надо.
Через два часа адского пошива мои ноги отказывались стоять, крутиться и вертеться. А радостное «Госпожа, платье готово» я встретила облегченным вздохом, падая на диван. Мать мое падение не обрадовало.
— Вставай, надо примерить.
Я хмыкнула, закатив глаза. Почему нельзя просто надеть одно из имеющихся платьев? Я успела раз десять проклясть вечерний скромный ужин в кругу друзей.
Меня подняли на ноги и помогли натянуть платье через голову. Мягкая шифоновая ткань щекотала кожу. Как только платье село, все разом ахнули, восторженно глядя на меня. Мама даже смахнула слезу. Я поспешила к зеркалу и обомлела.
Жгуче — красное платье смотрелось невероятно прекрасно. Прозрачный шифон оголял ноги, спину и бока. Две широкие полоски красного шелка закрывали грудь и живот, застегиваясь на шее. Декольте слишком глубокое, плечи полностью открыты. Небольшая полоса шелка закрывает то, что должна закрывать, но стоит сделать неловкое движение — белье напоказ.
По длине платье превосходит мой рост, а струящийся шифон при ходьбе облепляет ноги, так что упасть мне труда не составит.
Признаться, такого я еще не носила, и ни за что не надела, если бы не мама и этот званый ужин.
— Ты прекрасна! — Мама протянула мне ожерелье и браслет. — Надень.
Ажурное колье из белого золота повторяет морозные узоры венецианского кружева, сверкающее россыпью драгоценных камней, мягко ложится на кожу, невесомо следуя за малейшим движением. «Кисточка» из бриллиантов и жемчуга плавно опустилась в ложбинку между грудей, невольно концентрируя на ней все внимание.
Браслет причудливыми волнами из белого золота с вкраплениями бриллиантов обрамляет запястье, подчеркивая изящность руки.
О, Боги, я никогда не была такой красивой, женственной… сексуальной.
— Мам, спасибо… — Голос пропал, вышел лишь тихий шепот. Женщина улыбнулась доброй материнской улыбкой и заключила меня в объятие.
Портнихи ахали, вздыхали, разглядывая меня со всех сторон, любуясь творением рук своих.