Сухие, казенно-типовые слова, за которыми скрыто обещание желанной еды и средств к существованию. А в моем случае уж лучше специализация «няньки» и присмотр за одним ребенком, чем обслуживание дюжины клиентов в трактире. Хотя моя коллега — молодая мамочка, недавно сбежавшая из декрета на работу, заявляла, что ребенок — это двигатель внутреннего сгорания ее нервных клеток, и уж лучше она будет мешки с цементом таскать, чем цельными днями — дитя… Признаться, я ей не верила.
Я, как-то раз справившаяся с годовым финотчетом нашей фирмы для налоговой, да не смогу с пеленочником сладить?
Вот только крысявка не разделила мою радость, а покрутила лапой у виска.
— Больная или тебе жизнь не мила? — уточнила голохвостая.
— О чем это ты? — отрикошетила я вопрос.
— Ты хоть представляешь, что такое нянчить ребенка с магическим даром? Да на эти курсы заманивают посулами, их финансируют богатые родители, а желающих все равно не очень много…
— Но почему? — Я все никак не могла понять, а крысу раздражало, что я торможу, как эстонец на «запорожце» в час пик.
— Да хотя бы потому, что бонна — красивое название для няньки, обслуги. Те же, у кого есть хоть малейшая магическая искра, — чаще всего аристократы, пусть обедневшие, как церковные мыши, но благородные эктры, грефисы… Пойдут такие в услужение к разбогатевшему простолюдину, у которого чудом родился отпрыск со способностями к магии? Или, того хуже, станут наниматься в няньки к тем, кого могли бы встретить на светском рауте, если бы не бедность, что щекочет пятки?
Мне, дитю двадцать первого века, сперва было тяжело понять, что имеет в виду крысявка. Благородным, хоть и нищим, не пристало гнуть спину? Зазорно выслушивать колкости от тех, кто по происхождению ниже, а по кошельку — выше? Да плевать. По мне гораздо хуже грязной работы — грязные мысли и намерения. И если есть возможность заработать честно, то пусть и няней.
Крыса на мой пламенный спич лишь махнула лапой и глубокомысленно изрекла:
— Я всегда считала, что у умных людей ценностью должно быть достигнутое, а у дураков — желаемое…
— И? — не поняла я глубины ее сакральной мысли.
— И, послушав тебя, я осталась при своем мнении, — тактично закончила голохвостая, дав тем самым понять, что умной она меня отнюдь не считает.
— А ты, значит, у нас и умная, и красивая? — сыронизировала я, глядя на Энжению.
— Я — дальновидная… — протянула крысявка. — Помяни мое слово, эти нянькообразовательные курсы добром не кончатся.
— Чтобы они кончились, они сперва хотя бы должны начаться. Ты знаешь, где эта Академия двуединой магии?
— Кто же не знает Академию темных властелинов и светлых паладинов? — хмыкнула крыса и даже ударила хвостом о булыжник от негодования: я посмела усомниться в ее осведомленности.
Как оказалось чуть позже, не зря я сомневалась.
Квест «Найди академию» пошел на второй круг, благо лабиринт улиц этому не только не мешал, но даже благоволил, когда я плюнула и обратилась-таки к одному из прохожих. Вернее, к одной.
В родном мире, когда мне надо было у кого-то узнать дорогу, а «двагис» посылал меня не совсем понятным и чуток матерным маршрутом, я обычно выбирала на улице человека, у которого шапка с помпоном. Ну не наденет стервозная чикса такую. И агрессивный националист, и желчная старая дева. Смешно, но маркером человечности был этот самый пушистый помпон. И, к слову, он редко меня подводил. А тут…
Я пропустила мимо двух расфуфыренных и столь надушенных, что батальон химзащиты и то прослезился бы, фанаток тюрнюров, фижм и рюшей. Эти дамочки, проходя мимо, облили меня цистерной презрения. Я мысленно пожелала им состояния пюре, или, как выражалась бабуля, «картошки в депрессии»: вроде картошка как картошка, но такая подавленная…
Спешащего куда-то старичка в мантии я попросту не успела догнать. Этой своей резвой походкой он дюже напомнил мне ушлых пенсионерок, берущих штурмом утреннюю электричку. Вроде бы и почтенный возраст, но такая энергия, энтузиазм… битва на Курской дуге по сравнению с их желанием попасть на дачу — игра в песочнице совочками.
Наконец я увидела маленькую прыщавую субретку в чепце. Ее-то и взяла в оборот. Оказалось, что академию по решению градоправителя перенесли за городскую черту, дабы не смущать честной люд.
Служаночка махнула рукой, задавая направление, и я, тяжко вздохнув, потопала.
Добралась до заветной цели, уже когда солнце давно перешло зенит, а мое терпение — границу, когда осторожность держит в узде злость.
Гостеприимно распахнутые ворота с чуть покосившейся створкой, суета, что приличествует всякому учебному заведению в пору большой перемены, броуновское движение юных — и не совсем — чад, жаждущих постичь колдовскую науку…
От любования идиллией учебного процесса меня оторвал скрипучий старческий голос.
— Чего надыть-то?
Я оглянулась на появившуюся невесть откуда привратницу. Сгорбленная старуха не иначе совмещала тут три важные профессии: фейсконтроля, вышибалы и секретаря.
— Я по объявлению, на курсы… — оборвала сама себя, нарочито смущаясь.