Академия тишины

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тогда я снова и снова задумывалась о том, что может быть, вся эта Академия, вся наша магия — не более чем хорошо контролируемое кем-то свыше ловко завуалированное безумие.

Одним словом, лекций не было, а магическая практика становилась всё более и более изощрённой, и теперь мы уже сомневались гораздо меньше относительно того, смертники мы в конце концов или нет. Даже меня, дочь мясника, привыкшую к виду крови, порой выворачивало наружу от созерцания телесной изнанки, а чувства бунтовали, подсовывая то пронзительно острую музыку виолины, слышимую мне одной, то запахи жареного мяса со специями, то что-нибудь вовсе невообразимое.

Впрочем, мои стенания насчёт именно трупов были некоторым преувеличением. То, что приносил и показывал нам сэр Джордас, иногда один, иногда в паре с леди Адаей, не являлось мёртвыми телами в прямом смысле этого слова. Скорее, это были некогда живые футляры из кожи, костей и мышц, удерживающие внутри себя те или иные органы, которые мы должны были частично вытаскивать из стазиса, заставлять работать и снова погружать в стазис. Как ни странно, Габриэль, кажется, дурноты не испытывал — или умело скрывал своё состояние, а вот я держалась только благодаря своим сенсорным галлюцинациям: музыке, запахам, сладкому привкусу во рту.

Сегодня передо мной располагался буро-коричневый мешок легкого какого-то крупного животного, а может быть, и человека, то раздувавшийся на вдохе, то опадавший на выдохе, как кузнечные меха. Я поддерживала этот ритм, магически компенсировала всё необходимое, позволяя функционировать по сути мёртвому куску плоти без кровеносной системы и вообще вырванному от организма и подходящей для него физиологической среды.

Украдкой покосилась на Габриэля. Пользуюсь кошмарными словечками из лексикона Джейси, можно было сказать, что и Габ старается "не звездить", держаться где-то на уровне чуть выше среднего — ни одной претензии со стороны преподавателей, но и повода для "во-о-от таких глаз" не давать. Хотя я знала, чувствовала, что он всё мог бы делать гораздо больше, быстрее и лучше.

Мудрая в чём-то позиция. Никто не потащит его в столицу, никто не прожигает в нём дырки задумчивыми взглядами, кроме разве что парочки моих однокурсниц… Я дождалась, пока до конца занятия осталось буквально несколько минут, и мысленно направила огонь на лёгкое, так, что бурая поверхность потемнела и слегка задымилась, а мясной запах, к сожалению, стал уже не только фантазией. Сэр Элфант оказался рядом моментально и бросил на меня такой укоризненный взгляд, словно я испортила не учебное пособие, а его персональный любимый ужин.

Кто их тут знает, может, эти пособия они потом всей честной преподавательской компанией и едят. Или отдают в столовую… не буду больше заказывать там супы. На всякий случай.

Я знала, что нужно было делать дальше, и тут же начала свою ювелирную работу по восстановлению обгоревшего участка плоти, клетка за клеткой, пока ещё не поздно. Сэр Джордас осмотрел результаты творчества остальных, недовольно сделал короткий взмах рукой в сторону остальных — и студенты-второкурсники факультета смерти один за другим сняли защитные тяжёлые фартуки, очистили лица и руки в умывальнике сбоку и цепочкой вышли из аудитории. Габ вопросительно посмотрел на меня, а я пожала плечами.

И он вышел вслед за остальными.

Сэр Элфант, бродил между партами, проверял прочие оставшиеся образцы органов, укреплял стазис, складывал фартуки в специальный хитрый встроенный в стену шкаф. Жаль, что кроме фартуков нам ничего не полагалось: первое время мне очень не хватало перчаток, но у магов должны быть непременно открыты руки, перчатки существенно ограничивают управляемость плетениями и возможность воздействия. Я всё ещё возилась со своим лёгким, когда он закончил уборку и подошел ко мне, заглядывая через плечо. Я перестала придуриваться и быстро восстановила ткань, отошла в сторону, тоже стягивая фартук. Вымыла руки и распустила туго спелёнутые волосы. Посмотрела на сэра Джордоса.

Золотистые рысьи глаза с предательскими морщинками в уголках, небрежная щетина на лице, которая появилась у него после возвращения и закрепилась, видимо, как дурная привычка, жёлто-рыжие волосы, небрежно падающие на плечи. Я попыталась сделать проникновенный взгляд, подошла ближе, обдумывая, что предпринять дальше, но сэр Джордас улыбнулся одними глазами и положил руки мне на уши, болезненно сдавливая голову. Пелена, отсекающая звуки и голоса внешнего мира, звонко лопнула, с тем же самым неприятным хрустом, с каким ломался лёд на лесном озере.

Такое снятие печати было куда неприятнее, чем в случае с ректором, и в то же время очевидно быстрее.

Я тряхнула головой, стараясь унять оглушительный грохот в ушах, словно в каждом из них по мостовой дороге скакала парочка лошадей.

— Тоже так хочу, — голос охрип, и горло заныло, как после долгого крика.