Академия тишины

— Сказал, но вы, похоже, засыпаете на ходу. Так что — всего лишь маленький подарок, — профессор опустился на корточки и, спустя пару минут забавных пыхтений, вытащил из-под кровати какой-то небольшой, аккуратно завёрнутый в бумагу прямоугольник. Развернул.

Картина. Краски не потеряли яркости, впрочем, откуда мне знать, когда и у кого он её заказал… До этого я видела Корнелию Менел только на стене выпускников Академии — несмотря на то, что формально она, оказывается, сбежала раньше окончания второго курса — и в общих с Джеймсом воспоминаниях. И вот сейчас я смотрела на неё, нарисованную, совсем молодую, несомненно, прекрасную женщину, давшую мне жизнь, а вместе с тем наградившую этим дурацким характером, дурацким даром, словно навязавшую ту жизнь, которую я сейчас живу, странного братца, опасную учебу, провокационную внешность, королевскую службу, даже фамилию парня, которого я люблю! Не посчитавшую нужным дать хоть какие-то объяснения!

Ненавижу её. Сумасбродная безответственная девица с огненным ветром в голове.

Я толкнула портрет обратно в руки сэра Джордаса и встала. С трудом удержала равновесие.

— Спасибо, но мне не надо, оставьте себе. Вам он, наверное, будет нужнее и дороже. Пропустите, уже поздно. Я очень устала и мне пора.

— Джейма… — начал было он, а я почти рявкнула:

— Выпустите!

— Джейма… — голос смягчился, а согревающее, ободряющее пламя потянулось ко мне с его пальцев.

— Пустите! — захотелось по-детски топнуть ногой и зареветь в голос. Но сэр Джордас не стал меня удерживать, и я выбежала на свежий воздух.

Добраться до постели. Никого не видеть, никого не встретить по дороге. И уснуть, не видя снов ни о ком и ни о чём. А лучше всего, заполучить обратно свои печати.

Первый раз в жизни я подумала о безмолвии и тишине не как о наказании — как о желанной награде, защите и благословении.

Глава 57

/прошлое/

Мы переехали на хутор. Оставаться в Ринуте, где по улицам ходил Энтони со своим новым ребёнком, заменившим Джеймса, я не хотела и не могла.

Джон согласился. Он вообще во всем со мной соглашался. Работа для него нашлась, деньги, пусть и небольшие, имелись — просто в его прежней жизни ему было не на что их тратить.

Джон ничего от меня не требует. Вообще ничего.

Ни любви, ни постели, ни откровенности. Как собака, которая просто радуется тому, что утром ты просыпаешься — но куда тише и сдержаннее, чем любая собака. Он позволяет мне прийти в себя, очнуться от забытья — или погрузиться с головой в новое. Застрелиться мне больше не хочется, напротив: кажется, я хладнокровна, как никогда за последние три с лишним года.

Если Джордас меня не выдал… а я верила, что выдать меня он не мог, остаются два варианта. Рита Хэйер. Или — моё письмо. То, что Джейми… то, что произошло с Джейми, говорит скорее в пользу второй версии. Они не знали о ребёнке, и шли за мной. Но меня в доме не было! Зачем, зачем они всех их убили?

В голову приходит только одна версия. Моя незатейливая, но качественная иллюзия с плетениями, рассчитанная на сына, обманула мага-исполнителя. И значит, для всего мира я умерла.

А я жива. И Джеймс..

Я его чувствовала. Внутри себя. Беспокойной птицей, запертой в клетке, колотящейся о металлические прутья. Иногда это проявлялось внезапными головокружениями, иногда — болью, острой, колючей, обжигающей. Иногда — краткосрочной потерей памяти.

Моё взрослое устоявшееся сознание отвергало чужеродную тонкую материю, и я ничего не могла с этим поделать. Но пока для Джеймса был хоть какой-то шанс — я не могла, не должна была сдаваться.

Тело погибло. Нужно новое тело. Податливое, восприимчивое. Полное энергии и сил. Юное…

Эта мысль, жуткая и в то же время безумно притягательная, не оставляет меня ни наяву, ни во сне.

Джеймсу нужно тело. Сколько я еще выдержу? Сколько?

В тот день я смотрела из окна дома Джона на хуторских ребятишек, бегающих и играющих у пруда, и не могла представить себя забирающей одну из этих невинных жизней для того, чтобы спасти другую, пусть и бесконечно важную для меня.

И не представлять тоже не могла. Это сводило с ума, даже больше чем физическая боль, чем нервирующее ощущение постороннего присутствия внутри, почти не дающее расслабиться.

Двое мальчишек лет пяти сцепились в драке, и я невольно подалась вперёд, высунулась из окна своей спальни, чтобы крикнуть, остановить, но меня опередили. Высокая темноволосая женщина с хмурым лицом, придерживая одной рукой округлившийся живот, второй отвесила подзатыльники обоим, а я вдруг застыла, озарённая, потрясённая, ошеломлённая простотой и очевидностью решения.

То тело, которое мне так нужно, я не могу отнять, не имею права. Я не убийца, что бы там не говорили. Но я могу сама его создать.

Я могу его родить.

***

Вечерами Джон сидит допоздна в своей новой лавке, а я обычно ложусь спать, не дожидаясь его. Но сегодня я брожу по дому туда-сюда, не в силах ничем заняться, ничем отвлечься. У меня не было мужчины, кроме Энтони, и, как ни абсурдно это звучит, я до сих пор чувствовала себя принадлежащей ему.

У меня не было даже мыслей о других мужчинах.