Академия тишины

И тогда, когда я — не как маг, а просто как женщина, поняла, что беременна снова.

И все последующие девять месяцев.

Его забота, его восторг и бережливая, молчаливая, ненавязчивая нежность были ожидаемы. Усиливающаяся боль, раскалывающая голову надвое, частые обмороки, связанные отнюдь не с беременностью — тоже. Я знала, что дальше будет только хуже и молила богов об одном — дотерпеть. Еще чуть-чуть. И ещё. И еще…

— Девочка, — радостно воскликнула молоденькая, неопытная, и потому слегка восторженная акушерка.

Что?

Что?!

Нет, этого быть не может, не может, не может..! Почему девочка, как так?! Мне даже мысль о возможности рождения девочки за всё это время не пришла в голову, я ждала мальчика, нового Джейми, даже не подумав о том, что будет с сознанием этого нового существа, но девочка! Мне не нужна девочка, мне…

Я не хочу на неё смотреть. Не хочу прикладывать к груди, не хочу прикасаться. Я хочу выпрыгнуть из окна, царапаться, рвать зубами любого, кто приблизится и попробует помешать, хочу вспыхнуть и спалить себя, её, Джона, весь дом, весь хутор, весь этот мир. Но у меня не хватает сил даже на самый слабый протест. И когда девчонка-акушерка прижимает ко мне ребёнка — или мне так кажется, потому что я отстраняюсь от неё даже кожей, и когда я вижу в дверях расплывчатый силуэт Джона, сжимающего охапку белых водяных лилий, я всё ещё горю изнутри и не шевелюсь снаружи.

Джон опускается, словно приседает, старается стать меньше, совсем как я в ту нашу первую ночь — у него плохо это получается. Руками — большими и горячими — обхватывает мои ледяные ступни, прижимается щекой у голени. Ничего не говорит, впрочем, в этом нет необходимости.

И что-то внутри меня вдруг прорывается. Не огнём, нет.

Слезами. Горячими, едкими, как кислота.

Я плачу, рыдаю, ору, Джон, кажется, выхватывает у меня малышку из рук, и в то же время второй рукой умудряется приобнять, удержать от падения и ударов. Судорога сотрясает тело, вой и крик постепенно переходят в хрип, и я проваливаюсь в очередное беспамятство, а проснувшись, вернее, очнувшись, чувствую, как туман в глазах отступил.

Ребёнок у меня на груди. У неё нет волос на голове, так, лёгкий пушок, и аметистовые глаза сейчас прикрыты, но ресницы золотятся рыжиной Менелов. Она будет похожа на меня, от Джона в ней нет ничего. Слишком узнаваемая внешность.

Это я исправлю. Исправлю всё, что смогу.

Моя яркая красота не принесла мне счастья, напротив. Ни мне, ни другим. Люди, которые меня любили — Энтони, Джордас, Джон — не были счастливы. Кроме того, так безопаснее.

Я не просто накладываю иллюзию измененной внешности — вплетаю в её нити. Прочно. Надолго.

Пусть.

Джеймса "подселила", когда моей Джейме исполнился месяц — я не спрашивала Джона по поводу имени, просто поставила в известность, что девочку назовём Джеймой, а он молча кивнул. Ребёнка он любит, о таком отце можно только мечтать — чего не скажешь о матери. Возможно, Джейма когда-нибудь проклянёт меня за такой подарок, как и за все остальные — я ничего не могла сказать о её даре, оставалось только надеяться, что кровь Джона разбавит его, что она никогда не пойдёт по моему пути, что у неё вообще не будет такой возможности.

Не знаю, что из этого всего выйдет.

Не могу знать. У меня нет другого решения.

Я чувствую своё сознание, словно корабль с пробоинами в дне. Тону, с каждым днём всё быстрее. Никогда не была на море, но в моих детских книгах говорилось, что когда корабль тонет, лучше отплыть подальше — затянет. Это не предательство, я всего лишь корабль, который предпочёл отплыть сам и отправиться на дно в одиночестве.

Перед тем, как однажды уйти навсегда, я целую её крохотные пальчики по одному, прижимаюсь щекой ко лбу, вдыхаю непередаваемый запах молока, безмятежности и покоя.

Я люблю её. Люблю их обоих. Джейму и Джеймса.

О Джоне я стараюсь не думать. Он спит у себя в комнате, но когда малышка начнёт плакать, непременно проснётся. И, хотя я почти уверена, что искать меня он не станет, лучше поспешить. Он справится без меня. Они все справились.

Не знаю, сколько я иду и куда. С одной стороны от хутора — кладбище, отделяющее его от Ринуты. С другой — лес.

Где-то в лесу, целую вечность спустя, меня и накрывает. Тогда, на хуторе, я рыдала, выпуская накопившиеся слезы, и мне становилось легче. Сейчас всё иначе. Пламя, которое я не хотела и не могла выпустить так долго, жжёт изнутри.

Сжигает. Врывается в дыры, оставшиеся после долгого присутствия Джейми. Деревья вокруг вспыхивают, как солома. Стайка перепуганных птиц взмывает в воздух.

Уже не плачу — смеюсь во весь голос, чувствуя, как меня становится всё меньше и меньше.

Всё меньше и меньше…

Пока я не исчезаю окончательно.

Глава 58

Честно говоря, последние три месяца мне никого не хочется видеть.