Академия тишины

Если бы Габриэль… если бы он, очевидно, понимающий, что что-то со мной не так, не смотрел с таким понимающим сочувствием! Знал, что со мной происходит, и не хотел на меня давить? А мне хотелось порой, чтобы давил, и ругался, и злился, может быть, вообще бросил бы, а я бы выпрашивала прощения. Хотелось, чтобы он не был таким… совершенным и идеальным, чтобы перестал всё время сдерживать свои эмоции, и я не терзалась мыслями, а были ли они у него вообще. И пусть бы он, наплевав на все возможные последствия, уложил бы меня в постель, потому что моё нестабильное пламя нуждалось в выходе, а это, я чувствовала, был бы явный выход.

Нет, нет, нет, Джеймс был прав, не нужно рисковать, не нужно торопиться, но в таком смятённом состоянии моё благоразумие трещало по швам и давало течь. Мне хотелось большего, чем просто поцелуев, разговоров, переплетений пальцев и прочей романтической чепухи. Пламени нужен был хворост, иначе оно, кажется, начинало сжигать меня саму изнутри. Если бы только не вся эта история с излечением проклятой королевской семьи! В слове "проклятый" ударение можно было ставить и так, и так, оба варианта оказались верными.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всё чаще я беседовала обо всём с Джеймсом. Мысленно, про себя.

Рассказывала ему о том, как я работала с адьютом, распутывая демоновы плетения древнего проклятия до золотистых звёздочек и чёрных мушек в глазах. Порой казалось, что я не просто устаю, чудовищно, невероятно устаю — истончаюсь, будто клубок шерсти, который кто-то наматывает на другую катушку или вообще поджигает с одного конца. Что видеть результат своего мучительного труда, заключающийся в исцелении, улучшении, исправлении — прекрасно и восхитительно, несмотря ни на что. Что, ниточка за ниточкой, я вытягивала из своего хозяина, мучителя и пациента маленькие подробности прошлого. Почти так же, как узоры магических плетений, я сплетала и картину произошедшего много лет назад, неподтвержденную, но, в целом, ясную.

Именно маги жизни три столетия назад «наградили» королевский род таким ужасным "подарком". Официально, маленькая диаспора из шести магов — половина от двенадцати — была наказана "за недозволенные эксперименты". На самом деле, маги просто не хотели делиться — знаниями и силой, отнюдь не безграничной, это я чувствовала по себе. Но слишком уж ценным был этот личностный магический ресурс, чтобы власть предержащие могли позволить ему пропадать втуне.

Если бы магическое сообщество было единым и цельным, королевская власть со всей ее армией и силой никогда не победила бы дюжину магов, кучку не в меру одаренных прямых последователей Джонатана Оула, унесших с собой в могилы секреты воскрешения, создания магов из простых людей и прочие необыкновенные чудеса. Хотя сомневаюсь, что они удостоились могил. Маги смерти поддержали короля — это тоже была "официальная" версия. Скорее всего, им просто пришелся не по нраву такой явный перекос сил и достижений в некогда стройном ряду. Зависть — такое понятное чувство, не чуждое и магам.

Шли года, миновали столетия, маги смерти — преимущественно, в силу ряда особенностей их взаимодействия с магическими плетениями — поддерживали жизнь королевского рода, как могли, боролись с проклятием, наложенным их далекими, свободолюбивыми и дерзкими, более чем одаренными предшественниками. А власть поддерживала магов. Не всех, разумеется, и далеко не всегда самых сильных, скорее — самых полезных, лояльных. А что касается тех, кто лояльности и понимания проявлять не желал… Должен был быть какой-то механизм воздействия, что-то, что позволяло бы держать их в узде, хотя бы верхушку, которая в свою очередь отслеживала бы остальных, а какой — я не знала. Ясно одно: нас просто использовали, каждого по-своему. И самым главным были поддержание жизни в измученном теле его Величества и неустанное измышление по поводу того, как не допустить проявления родового недуга в подрастающих отпрысках. Принцесса и принц оказались погодками, и было им соответственно десять и одиннадцать лет. Роковая грань для юного Астуруса подступала всё ближе, а тут я так некстати отметилась с упокоением постоянно оживающего сына сэра Лаэна. Про последнего, впрочем, адьют не сказал ни слова, а я сама заводить разговор не стала, хотя высказать своё мнение о подобных методах воздействия очень хотелось, желательно, с применением каких-нибудь самых жестоких пыток.

…или я зря валила всё в одну кучу? И отнюдь не король и те, кто ему прислуживал, были виноваты во всех грехах и смертях? Хотя бы — не во всех? И Леннард Вейл был им без надобности, а что касается верёвки — я сделала просто неправильные выводы, и парень, скажем, собирался повеситься, но потом передумал? И причина у него была самая что ни на есть личная. Безответная любовь ко мне, например.

Ну-ну, только на мне у всех свет клином и сошёлся, как же.

А то, что наши с Леном и Мэй родители погибли совсем молодыми (ну, или должны были погибнуть) — просто случайное совпадение?