Академия тишины

На каком-то десятке сдаюсь. Нет, не сдаюсь — они сбивают меня с ног. Прикрываю руками лицо, подтягиваю ноги к груди — инстинктивно, я по-прежнему не чувствую боли. Наконец, магическая сеть, разбухшая и растянувшаяся на полнебосвода, обрушивается на землю, размалывая в черно-бурый фарш чудовищную кучу-мала из ворон и меня самого.

Джейма, Джейма, Джейма…

Я смотрю на происходящее словно издалека — и не вижу ничего даже отдалённо напоминающее собственное тело в этом отвратительном кроваво-пернатом месиве.

Ничего.

Джейма, Джейма, Джейма…

Ты об этом никогда не узнаешь, и это хорошо. Ты — справишься, выберешься. Для тебя ещё ничего не закончено.

Ты всегда что-нибудь придумывала.

Придумаешь и на этот раз.

Глава 68

Понятия не имею, какое сейчас время года. Возможно, весна. Возможно, лето. Воздух, проникающий в окна где-то под потолком, кажется тёплым и свежим. Я принюхиваюсь по-собачьи, привстаю на цыпочки в надежде почувствовать хоть немного больше.

Жаль, что маги не умеют делать столько самых разных вещей. Летать. Уменьшаться до размеров лесного ореха. Становиться невидимыми. Проходить сквозь стены… Всё это умеют призраки.

А значит, я всё-таки не призрак.

Впрочем, окончательной уверенности в последнем утверждении у меня нет. Точнее говоря, я знаю, что у меня есть тело, вполне уязвимое смертное тело. Длинные и худые руки и ноги, кожа на локтях и коленях обветрилась и стала шершавой. Отросшие ногти — длинные и острые, длинные, ниже пояса спутанные волосы. Всё такое несуразно тощее и длинное, и одновременно я чувствую себя маленькой-маленькой, будто вернулась в детство.

Кто-то из слуг пытался мне и ногти подстричь, и волосы расчесать — но я вырывалась, один раз огнём заехала, один раз довольно сильно порезалась сама, и эти попытки прекратились. Не хочу, чтобы меня кто-то трогал руками. Не хочу.

Кормить меня тоже пытались, но и здесь я отказалась категорически — с этим проблем у меня нет. Почему-то еда кажется безвкусной, хотя запах я чувствую. Чувствую ещё гладкую поверхность фарфоровой явно дорогой тарелки, теплой и тяжелой, гладкость металлической ложки. После еды нахожу наощупь мягкий пушистый плед и забиваюсь в угол.

Никакого особого досуга у меня нет. И сейчас я сижу на полу на ковре, между холодной стеной и софой.

Кажется, вот-вот зашуршит, открываясь, дверь, заскрипят половицы, и в комнате (или где я там нахожусь) появится папа. Со свечой в руках, развеивающей окружившую меня темноту. Назовёт меня по имени, какое бы имя у меня ни было.

И всё сразу станет хорошо, спокойно и так, как нужно.

***

Первое время — неделю, месяц или, может быть, год, я сопротивлялась. Рвалась, как птица из стеклянной клетки, не понимая, что выхода нет, судорожно, раз за разом, разбивая голову о невидимую преграду. Я-то была уверена, что леди Сейкен будет разочарована тем, что я изрядно растратила свои силы за время вливания магии в страдающего от родового проклятия короля, однако вышло наоборот — она была довольна. Возможно, даже поддразнивала меня, чтобы я выложилась до самого дна, без остатка в своих бестолковых попытках освободиться. Её поместье было неплохо подготовлено к длительному пребыванию одной бунтующей, крайне категорично настроенной к собственному плену огненной магички. Полное отсутствие соседей в округе, высокая ограда в саду, устойчивые к огню стены, окна с решётками под самым потолком, двойные двери и неболтливые исполнительные слуги.

Всё для меня, можно жить и чувствовать себя практически королевой, столько усилий — ради меня одной. Впрочем, не исключено, не я первая, не я последняя.

Не помню, на каком моменте я сломалась.

Возможно, когда действительно истощила свои силы до предела и несколько дней провалялась без сил, без магии, чувствуя себя примерно как возвращающийся с поля боя ветеран войны, лишившийся рук и ног. Или когда проснулась в полной темноте, словно мои давние кошмары о третьем курсе слепоты решили вдруг воплотиться в жизнь — то ли леди наложила на меня какую-то хитрую новую печать, то ли это было ещё одним последствием истощения, не знаю. Возможно, когда леди мне сказала, что Академии безмолвия и её обитателей больше нет, уничтожены нашествием плотоядных умертвий и трансформированных магических существ. Я ей не поверила, просто потому, что у меня не было на это сил. Просто потому, что мне нужно было хоть во что-то верить, чтобы выживать. Верить, вспоминать, представлять в темноте лица всех своих друзей, однокурсников, преподавателей и просто знакомых, думать о том, что несмотря ни на что, они живут и проживут ещё много-много лет, пусть и без меня — не такое, в сущности, я сокровище, чтобы без меня помирать, верно?

Я так часто думала о том, что Габриэлю без меня будет лучше.

Возможно, никто не знает, где и с кем я вообще нахожусь. Это даже хорошо — пусть Габриэль считает, что я сбежала по собственной воле. Пусть закончит Академию, найдёт себе кого-нибудь поудачливее и поспокойнее. И просто будет жить.