Пообедав, я был не ближе к разгадке тайны, чем утром. Ни один из двух посетителей не подходил друг другу. Я знал, что это маловероятно, но у меня была некоторая надежда, так как было бы гораздо легче допросить пять или около того человек, чем все население кампуса. Как только мой разум достиг своей умственной способности к этой теме — по крайней мере, на данный момент, — я поставил будильник на свой телефон и попытался немного вздремнуть. У меня было всего около двух часов до тренировки с Розой, но, несмотря на мою физическую и умственную усталость, я обнаружил, что с нетерпением жду встречи с ней.
Наши тренировки начали становиться своего рода передышкой для нас обоих. В то время как ее праздная и часто саркастическая болтовня бесконечно раздражала меня, когда мы начинали наши тренировки, теперь она превратилась во взаимное подшучивание, которое, кажется, помогает скоротать время и даже снять часть стресса от наших напряженных графиков. Мы оба, кажется, больше расслабляемся во время наших тренировок, чем в любое другое время. Мне все еще трудно назвать Роуз другом, так как я знаю, что это испортило строгие отношения наставника и ученика, которые у нас были, но также становилось все труднее и труднее не признавать, что она была самым близким человеком мне человеком, который появился у меня после смерти Ивана. У меня были коллеги, сверстники и знакомые, но ни с кем я не чувствовал себя комфортно, делясь чем-то большим, чем поверхностные глубокие любезности. Роза, казалось, успокоила меня и позволила мне раскрыться больше, чем за последние годы. Теперь я действительно наслаждался нашими разговорами.
Но, очевидно, не сегодня.
Возможно, я должен был заметить, что что-то не так, когда она пришла пораньше, но на самом деле мне даже не пришло в голову, что она была немного не в своей тарелке, пока после нашей пробежки мы не тренировались почти 15 минут. Она должна была сказать что-то, кроме одного слова, ответить на любой мой вопрос.
Сначала я подумал, что она, возможно, просто устала. Этим утром она казалась вполне нормальной, даже если была необычно сосредоточена. Теперь она кажется… рассеянной. Я вижу, как она вкладывает больше энергии, чем необходимо, в каждый удар, как будто она борется за какой-то контроль. У нее была похожая реакция после первого приступа. Но это тоже как-то по-другому. Она пытается выместить свою агрессию не на мне, а на себе. Ее техники небрежны и причиняют ей еще больше боли.
— Роза! Держите запястье прямо. Ты можешь навредить себе.
Единственное подтверждение того, что я получил, что она меня услышала, — это короткое колебание, прежде чем продолжить комбинацию, над которой мы работаем. Внезапно она поражает мою ручную мишень с почти идеальной техникой. Она не только правильно поставила запястье, но и исправила почти все остальные слабые места в своей форме.
В моей голове вспыхнул красный флаг… Она делает это нарочно.
Я перехожу к силовым тренировкам в надежде, что она не навредит себе, но даже там я замечаю, что она напрягается сильнее, чем следовало бы. Я знаю, что должен ей что-то сказать, но я не знаю, что именно. Каждый раз, когда я задаю ей вопрос и пытаюсь заставить ее открыться, она отвечает одним слогом. Если это невозможно, то она просто игнорирует меня и вообще не отвечает.
Всего через 20 минут силовой тренировки я останавливаю ее для ее же блага. Меня так и подмывает просто отпустить ее на вторую половину дня… но у меня в животе замирает предчувствие, что это последнее, что ей нужно. Вместо этого я решаю предложить свое собственное тело в качестве боксерской груши. Мы спаррингуем.
Только когда я сражаюсь с ней, я начинаю понимать, насколько она нестабильна на самом деле. Я буквально чувствую ее напряжение, когда ловлю ее в замок на руке. Одолеть ее сегодня почти слишком легко. Матч за матчем она падает на мат. Тем не менее, я вижу больше облегчения от этого, чем от чего-либо другого во время практики, поэтому я молча позволяю ей просто напасть на меня. Все, что я делаю, это готовлюсь к этому.
С диким рычанием она наносит удар, более дикий, чем намеревалась, и, прежде чем она вступает в контакт со мной, она распластывается на земле. Она выведена из строя собственным дисбалансом. На этот раз она не встает.
Я наблюдаю за ней, пока она лежит неподвижно в течение минуты. Я собираюсь проверить ее и посмотреть, не нанесла ли она больший ущерб, чем я думал вначале, когда она внезапно несколько раз ударяет по коврику. Наконец она садится, обхватив руками голову и балансируя на согнутых коленях. Когда ее дыхание начинает выравниваться, она поднимает на меня глаза — впервые за всю практику — и я застывая в шоке от того, что я вижу. Это не тот заботливый и сосредоточенный молодой новичок, что был прошлой ночью.
Это не та беззаботная молодая женщина, за которой я наблюдаю, когда она общается со своими друзьями в академии. Это даже не тот злой дикий ребенок, которого я встретила в Портленде.
Нет… это сломленная девочка.