Я покачал головой, снова выругавшись себе под нос, прежде чем усадить ее на ближайший стул и достать хорошо укомплектованную аптечку первой помощи. При таком количестве травм в спортзале поблизости было несколько, и все они пополнялись ежемесячно, если не еженедельно. Я также схватил одно из запасных спортивных полотенец, смочив его теплой водой, я вернулся к ней. Я попытался осторожно вытереть кровь, молча ругая себя за то, что никогда не видел физических повреждений, которые она получила, в то время как я был так сосредоточен на ее душевных страданиях.
— Будут тебе перчатки, — это не было большим раскаянием в моей невнимательности, но я мог, по крайней мере, убедиться, что это больше не повторится.
Она только кивнула в ответ, казалось бы, погруженная в свои мысли, наблюдая за моими действиями.
— Это только начало, не так ли?
Ее голос звучал тихо и отстраненно, я даже не был уверен, что правильно ее расслышал.
— Начало чего?
— Этого. Превращения в Альберту. В нее…и всех остальных женщин-стражей. Они все мускулистые и все такое.
Она издала тихий нерешительный смешок.
— Драки, тренировки и постоянное пребывание на свежем воздухе — они больше не красивые, — я остановился и посмотрел на нее, когда она продолжила. — Эта… эта жизнь. Это разрушает их. Я имею в виду их внешность.
Она отвернулась от меня, качая головой, как будто пыталась избавиться от чего-то такого глупого, как юношеское тщеславие, хотя я мог сказать, что она действительно находила эту идею неприятной.
Что касается меня, то все, что я мог делать, это удивленно таращиться. Как она могла подумать, что что-то может исказить ее красоту? Она была сногсшибательна, и я не мог представить, что что-то может это изменить. Даже будучи уставшей, больной и истекая кровью, она обладала способностью пленять меня и любого другого мужчину в этом кампусе.
Если бы она действительно приложила к этому усилия, мы были бы в ее власти. Ее волосы струились, как шелк, почти черные, но при отражении на свету переливались всеми цветами радуги. Ее глаза были темными, как шоколад, но все еще, казалось, сияли, особенно когда она улыбалась. Эта улыбка…одного этого было достаточно, чтобы поставить людей на колени. Все это, и я даже не начал упоминать ее тело; нежное, но мощное, подтянутое за годы тренировок, но мягкое от ее естественной женственности. У меня был лишь мимолетный взгляд, и этого было достаточно, чтобы преследовать меня во снах.
— С тобой этого не случится. Ты слишком… — я начал говорить, не подумав.
Я только начал признаваться себе, что нашел ее привлекательной…нет, потрясающе красивой. Я не мог признаться ей в этом. Я не мог признаться в этом никому другому. Она была моей ученицей. Я был ее наставником. Я был на семь лет старше ее, а она еще даже не считалась взрослой. Мое увлечение ею было неправильным на многих уровнях. Я посмотрел вниз, чтобы закончить обрабатывать ее раны, стыдясь того, как быстро мой разум сосредоточился на ее физических качествах.
— С тобой этого не случится, — мне очень хотелось рассказать ей гораздо больше, но я надеялся, что этого будет достаточно, чтобы успокоить ее ненужное беспокойство.
Неловкое молчание повисает над моими невысказанными словами, прежде чем она нервно нарушает его снова.
— Это случилось с моей мамой. Когда-то она была красивой. Я думаю, что она все еще такая, в некотором роде. Но не такой, какой она была раньше.
Я вспоминаю тот единственный раз, когда я встретил Стража Джанин Хезевей, всего через год или два после моего собственного выпуска. Ее шотландские корни проступали в коротко подстриженных рыжих вьющихся волосах. Она одна из самых низкорослых Стражей, которых я встречал, ростом всего около 5 футов 3 дюйма. Тем не менее, ее присутствие заставляет ее казаться намного больше. Она строга и властна, и через 30 секунд вы больше никогда не совершите ошибку, недооценив ее. Ее репутация поддерживает ее. Ее преданность своему делу хорошо известна, и ею восхищаются. Возможно, Роуз и не похожа внешне на свою мать, но я уверен, что у них гораздо больше общего, чем они думают, в том, что касается их личностей.
Поэтому горечь в ее следующих словах на мгновение ошеломила меня.
— Я давно ее не видела. Насколько я знаю, она сейчас выглядит совершенно по-другому.
— Тебе не нравится твоя мать, — я имел в виду это как вопрос, но это прозвучало как утверждение. Трудно было найти какой-либо другой вариант, увидев негодование на лице Розы.
Она закатывает глаза и саркастически смеется.
— Ты заметил это, да?
— Ты едва знаешь ее.
— В том-то и дело. Она бросила меня. Она оставила меня на воспитание Академии.
Я закончил очищать ее руки от крови и грязи после тренировки и перешел к втиранию мази в более грубые части ее руки, которые были изношены ветром и холодом. Я был поглощен ощущением ее кожи так же сильно, как и своими собственными мыслями.