Академия Весны

– Вера… понимаешь, нет ничего внушительнее, чем то, что нельзя доказать. Вера в то, что природа сама создала сильных истинных детей, что мы не хотели власти, она пришла сама, снизошла за то, что верно служим траминерской крови. Если бы вдруг взрослые стали такими – теория не выдержала бы расследования, все бы мигом посыпалось. Я знаю, что тот же Хейз принимает уменьшенную дозу токсина, но… в самом начале мы договорились, что оставим будущее нашим детям, что это для них, а не для нас.

– Какой бред. – Рейв трет лицо ладонями и качает головой. – Бред… А как же боли?

– Это заметили не сразу. Боли появляются при длительном приеме, когда организм входит в зависимость.

– И вы это всё не прекратили? – рычит Якоб.

– Сын… месяц! Всего месяц понадобился СМИ, чтобы раструбить по стране, что в истинных семьях появляются исключительно талантливые дети. Сильные, сравнимые по силе с любым другим иным ребенком… Это был фурор, иные впервые почувствовали, что что‐то изменится. Появилась надежда на скорую революцию.

– И вы продолжили давать нам токсин? – Якоб вскакивает со стула и смотрит на отца в ужасе. – Просто из‐за шумихи?

– Все зашло слишком далеко. – Голос Блауэра-старшего дрожит. – Мы старались как‐то это исправить. Разрабатывали другие лекарства, искали относительно безопасную дозу. Власть быстро вскружила Хейзу голову, он не хотел отказываться от своей будущей суперармии…

– Но мама… мамы детей не думали, что… – Рейв не верит своим ушам, и можно видеть, как подрагивают его руки.

– А разве они когда‐то могли что‐то решать? Политика чистокровности внушала, что это необходимость. Иначе иные захватят нас. Мы станем их слугами, а не наоборот, потому что революция неизбежна. Вчерашние работяги с легкостью открывали собственный бизнес, их дети стали учиться в институтах и академиях. Красивые, сильные дети, ровно такие же, как наши, сделанные искусственно благодаря токсину. Нам нечего было им противопоставить.

– Моя мама… – начинает Якоб.

– Больше всего на свете боялась, что однажды ей придется самой стирать свою одежду, – криво усмехается Блауэр. – Я утрирую, конечно, но они все боялись, что вы станете рабами иных, им это внушили. Не судите их строго. Ну и… словом, чаще всего источником «грязной» крови становились женщины. Их заставляли нести это бремя, укоряли. Прабабушка Рейва вступила в связь с аркаимцем. Твоя бабушка, Якоб, – с экимцем, который жил по соседству. Энграм и Фандер… у них какая‐то темная история, и я точно знаю, что их мать и сама всю жизнь маскировала, кто она, правда менее радикальными способами. Не знаю, что с ней, но, мне кажется, ее предки ввязались в какую‐то магию, куда более древнюю, чем земля. Словом, да, это звучит ужасно, но это уже случилось.

– И какой был план? – Листан закидывает ногу на ногу и смотрит на Блауэра с дерзким выражением, за которое в былые времена непременно получил бы крепкое словцо.

– Разработать одну таблетку на всю жизнь. Для ста лучших семей, в которых якобы родились особенные дети, было необходимо разработать вечное лекарство и не допустить их связи с иными. Тогда у нас было бы сто тридцать идеальных магов, которые должны были стать будущим Траминера. Высшим светом. Мы бы очистили за счет их влияния земли от иных. Остановили собственное вымирание.

– А мы вымираем? – закатывает глаза Рейв.

– О да… естественный отбор. Вы не видите реальной картины… но траминерцев крайне мало, а станет еще меньше.

– Зачем вам был нужен Масон? – Якоб горбится, сцепляет руки в замок и шарит взглядом по полу, будто там написаны какие‐то ответы.

– Он гений. Действительно гений. Мы сочли, что это наш последний шанс. Вариантов было два: или он справится и мы получим желаемое, или сделаем его козлом отпущения и публично обвиним, что иные – причина страшной болезни. А чтобы он молчал, когда ему все расскажут об истинной причине исследований, в заложниках оказалась его дочь.

– И я все равно не понимаю. – Рейв качает головой. – Как вам это поможет в борьбе с иными? Вот мы сильные, и что? Бросить нас на масштабную охоту?