– Что у тебя? – интересуется Рейв, отложив письмо от Якоба.
– Лю называет Блауэра и Прето «Лис и Якоб». Мне кажется, что это неспроста.
– О, это точно неспроста, – смеется Рейв. – Кажется, в Траминере все кипит.
Всю неделю выходят статьи о том, как траминерцы травили своих детей. Мэра Хейза свергают, а потом дело доходит и до главы государства. Бланы бегут из страны, Хардины попадают в тюрьму вместе с Хейзами, Блауэр-старший оказывается под следствием и рассказывает правдивую историю открытия доктора Масона, который становится символом революции. Прето идет на сотрудничество с новыми властями, пока его жена и сын покидают Траминер вместе с сыном Блауэров.
– Куда они все денутся? – спрашиваю Рейва.
Он пожимает плечами.
– Если припрутся сюда, придется ставить во дворе палатки и надеяться, что дорнийскому князю не придет в голову организовать нам снег.
– Это Дорн, тут ни на что нельзя надеяться, – улыбаюсь в ответ, мысленно прикидывая, где устроить, если что, беспризорников.
Спустя три дня оказывается, что Прето вернулись на родину миссис Прето, в Бревалан, так же как семья Нимеи Ноки. А вот Якоб решил воспользоваться предложением Рейва, так как его мать, будучи убежденной аристократкой, не пожелала покидать Траминер. Блауэр появился на пороге домика ранним утром, мы как раз завтракали в беседке и не сразу его услышали. Он прошел через весь дом и вышел на террасу с блаженной улыбкой на лице.
– Какая идиллия!
– Якоб! – Рейв бросается к другу, и мне кажется, что он испытывает облегчение. – Что? Не встал в первые ряды революции?
– А все… Все закончилось, – улыбается Якоб. – До вас не доходят новости?
– Ну… скажем так, весьма медленно. – Я закатываю глаза и тоже встаю навстречу Якобу.
– Найдется место для меня?
– Поставлю палатку. – Конечно, все давно продумано, но это совершенно точно не палатка.
Мы с Рейвом, не сговариваясь, обустроили вторую крошечную спаленку, которая раньше была моей комнатой, и поставили туда два раскладных диванчика, купленных с рук у улыбчивого соседа.
– Где Лю? – Почему‐то я была уверена, что если Якоб прибудет, то вместе с ней.
– Она… – Он откашливается. – Почем мне знать? – Улыбка не кажется искренней.
– А как остальные?
– Девчонки Ува вернулись домой, а Пьюран и ее родители…
– Что?
– Ну, скажем, сейчас иные на хорошем счету у государства. Они в ярости немного… Слышали? Главой государства стал илунжинец. В общем, родители Пьюран поддерживают новую власть, и у нее все будет хорошо.
В его голосе я слышу тоску, но в душу не лезу. Лю пишет мне два дня спустя, и кажется, что она счастлива, но обещает в скором времени навестить.
– Вот и все, – шепчет Рейв.
Мы сидим с ним в беседке. Поздний вечер, всюду что‐то поет, щебечет, щелкает клювами. Светляки переливаются в зарослях пионов, пахнет мукатами, и нет никакого намека на осень или скорый снег.
– Ага…
– Спокойно на душе?
– Спокойно. Мне ответили из ветеринарного колледжа, видел?
– Да, нашел письмо на кухне.
Они рады меня принять после теста, который определит мой уровень подготовки. Я совсем в себе не сомневаюсь и не думаю, что учеба покажется сложной. Рейву разрешили написать диплом в местном институте, и он каждый вечер зарывается в книги, в остальное время подрабатывает в алхимической лавке. Он кажется таким счастливым, когда приходит с работы. А еще интересно, что в десять вечера, когда в Траминере обычно наступает комендантский час, он напряженно вглядывается в стрелку, а потом проводит рукой по отросшим волосам и… улыбается.