— Вэйр? Не злись, а? Я же за дело… иначе Зег бы тебя просто убил, понимаешь? Эй… ты хоть слышишь, что я говорю?!
Юноша с явной натугой кивнул и снова отвернулся, к огромному облегчению обоих соседей. А потом ровно сел, выпрямив спину, на которой красовалась длинная кровоточащая ссадина, вперил неподвижный взгляд прямо перед собой и поджал бледные губы так, что они почти исчезли с его напряженного лица.
Хит на всякий случай отодвинулся, чтобы не касаться Вэйра даже плечом, а Даст непроизвольно поежился: ничего себе. В мальчишку словно демон вселился. Он, конечно, с самого начала был не слишком покладист, но сегодня словно с цепи сорвался — того и гляди, прыгнет, рыча и брызгая слюной. Его словно распирает изнутри неугасимая ярость, он прямо весь кипит от бешенства, вот-вот взорвется. И ярость эта так и клокочет, готовая в любой миг вылиться наружу чем-то совсем страшным. Плещется в его глазах, беспокойно шевелится, как потревоженное море, да так. что пацан буквально переполнен ею. Только такого тронь — кинется, напрочь позабыв обо всех договоренностях и объяснениях. Да и сейчас он вряд ли понимает, что ему говорят — сидит, словно кол проглотивши, молчит, сжимает весло так, что столетняя, отполированная до блеска и насквозь просоленная древесина вот-вот треснет. Скулы свело, брови сошлись на переносице, шрам на щеке побелел окончательно, как бывает у диких варваров, обитающих на самой окраине пустыни Горо. Светлые волосы потемнели от пота и грязи, торчат во все стороны страшноватыми колтунами, придавая простому деревенскому пареньку жутковатый ореол восставшего из небытия демона. Из раны на спине до сих пор сочится кровь, но, кажется, он даже боли не чувствует. Вообще ничего не чувствует. Не видит и не слышит, к тому же. Как неживой.
Южанин, по примеру Хига, на всякий случай отодвинулся на самый край лавки, но Вэйр не заметил — так и сидел, неестественно выпрямившись, и неотрывно смотрел на бескрайнее синее море, которое, кажется, под этим неподвижным взглядом тоже потемнело, заволновалось, тревожно зашевелилось. Но он и этого не видел. Уставился в пустоту прямо перед собой, сипло дышал, все сильнее сжимая кулаки, бешено сверкал мрачно горящими глазами и молчал.
Да. Молчал. Совсем как настоящий безумец.
До самого вечера пленников никто не трогал. Так, изредка пройдет кто-то мимо изнывающих от жары невольников, швырнет им под ноги бурдюк с теплой водой и. раздраженно сплюнув, исчезнет в трюме. Лишь один или два Краттовых увальня постоянно толклись на палубе, наблюдая за уставшими, прикованными к скамьям людьми, которым было некуда деться от горячего южного солнца. При этом пираты предусмотрительно держались в теньке, под мачтой, спрятав бритые макушки за высокими бортами. Остальных же словно ветром сдуло. Даже Угорь за весь день появился лишь однажды, а мага, создавшего благословенный ветер при переходе, и вовсе было не видать. Он. словно крыса, прятался в одной из кают, явно не испытывая желания подставлять свою мерзкую рожу под палящее солнце.
Даст, украдкой поглядывая на ставшего подозрительно молчаливым Вэйра, грешным делом опасался, что тот вздумает сделать какую-нибудь глупость. Вскочит, наконец, взорвется, разразится грязными ругательствами или рискнет прыгнуть в полную неизвестность, хотя бы смертью своей попытавшись отомстить за унизительный плен и регулярные побои. Но нет. Вэйр так и не пошевелился до темноты — сидел все в той же неестественной позе, угрюмо молчал и сверлил неподвижным взором бескрайнее синее море, укравшее у него последнюю надежду на спасение. Он словно оцепенел от ярости, окаменел после вспышки недавнего гнева. Он не произнес ни одного слова даже тогда, когда южанин, обеспокоившись, попытался его растормошить. И не подумал повернуться, чтобы развеять растущую час от часа тревогу соседа, не говоря уж о том, что к заботливо оставленной еде даже не притронулся.
Даст, в который раз потерпев неудачу, тихонько подвинулся, настороженно косясь в сторону рассевшихся под мачтой пиратов.
— Вэйр?
Юноша и на этот раз промолчал.
— Вэйр, ты живой?
Ни улыбки, ни голоса, ни движения.
— Ве-е-ейр? Эй… парень!
Вэйр снова не отозвался. Только чуть сузил потемневшие глаза и задышал еще ровнее, напрочь отказываясь реагировать. После чего южанину оставалось только огорченно вздохнуть и порадоваться хотя бы тому, что в этой адской жаре до строптивого мальчишки никому не было дела. В том числе и устало разлегшимся прямо на палубе невольникам, которым, кажется, вообще было ни до чего: за время плена большинство из них если не отупели, то уже смирились со своей участью. Никто уже не пробовал возмущаться. Они покорно ели, когда давали пищу, жадно пили воду, безучастно сидели или лежали, когда им позволяли это делать, и так же равнодушно начинали грести, если Кратту требовалось увеличить скорость.
Вот и Хиг что-то скис. Согнулся чуть ли не до самой палубы, поджал под себя ноги, и вяло теребя толстые цепи, продолжал бормотать под нос что-то непонятное. Кажется, не особенно вникая в смысл того, что говорит.