Академия Зла, или сын для козла (СИ)

— Ну, вперед! Вот тебе несмываемые маркеры, — вручила я упаковку в ручки сыну, а сама занялась наведением беспорядка. Я проковыряла в диване дырку, достала из сумки пачку «Мусор для разбрасывания. Без запаха! Рекомендован демонам от одного года до трех тысячелетий. Одобрен НИИкому не нужно».

— Эх, надо было с запахом брать! — пожалела я, рассыпая по полу бумажки и прочую дребедень. Я на всякий случай понюхала мусор. Нет, не пахнет!

Пока я ногой забивала его под диван, мой взгляд с надеждой смотрел на мое чадо. Сын с удовольствием что-то рисовал на стене, высунув язык от усердия.

Все равно мало! По соседству слышался грохот, крики и вопли.

— Сынок, ну не так же! Тебе же еще здесь жить! — слышались перепуганные крики. Бдзем! Бабах! Бумс! Тумс!

Ничего себе! У нас с потолка сыпалась штукатурка, а я нахмурилась. Прибираются, значит!

— Одну минутку, — выдала я, разминая пальцы и хвост. — Эх, тряхнем стариной!

Я разгрызла упаковку «Волшебный кирпич», который возвращается и запустила его в стекло! Но мне это показалось мало. Я оборвала шторы, стала пинать диван.

— Сыночек, прекрати! — нарочито громко кричала я, собственноручно ударяя кресло об стену. — Сыночек, я прошу тебя! Пощади хотя бы кресло! Должен же куда-то упасть господин ректор, когда придет проверить, как ты устроился?

Мне казалось, что это — катастрофически мало! Я стала метаться по комнате, создавая грохот и шум. А потом почувствовала, что у меня давление.

Я прилегла на диван, понимая, что это раньше я могла творить гадости всю ночь, закусывать ящик отравы барбариской, зажигать до утра адское пламя и высекать искры каблуками.

А сейчас… Ой-ой-ой!

Перед тем, как делать такие пакости, нужно запастись тонометром, ящиком таблеток и скорой помощью в оформлении завещания!

— Ма-а-ам! А что ты делаешь? — послышался голосок, пока я сидела и вырезала маникюрными ножницами на шторах след от когтей. А потом выжигала в них уродливые дыры.

— Делаю тебя хулиганом, — всхлипнула я, дуя на штору, когда дыра оказалась вполне приличной. Ай! Мои пальчики! Ай! Горячо! Фу-фу-фу!

— А я уже все нарисовал! — послышался гордый голосок. Я направилась в сторону художеств и застыла, уныло шмыгая носом.

На стене был нарисован домик, деревья, пушистые котики и жуткая — жуть, почему-то выглядывающая из-за диванов.

— Это ты, мам! — гордо показали мне на стену. Я очень надеялась найти себя среди котиков.

— Вот! — гордо показали мне Жуть Задиванную. Или у ребенка нет таланта к рисованию, который есть почти у всех демонов, либо я действительно так плохо выгляжу.

— Милая моя пакость, — вздохнула я, прохрустевшись спиной. Старость постучалась, но не вошла. — А где неприличные слова?

— Вот! — ткнули мне во что-то малюсенькое. Такое чувство, словно раненая и перепуганная муха ползла по стене, а потом отвалилась.

— Очень плохое слово! — признался сын, пряча фломастер за спиной и краснея. — Я старался.

Мне пришлось подойти очень близко, но даже так его нельзя было прочитать. Я наклонилась к стене и оттянула веко глаза, в надежде, что так будет видно лучше.

— Какашка? — спросила я, скорее, угадывая смысл, чем читая.

— Да! А как ты догадалась? — спросила сын, покачиваясь на носках. Он все еще выглядел смущенно. Словно тут не слово «какашка», а трехэтажный мат, на котором держится стенка.

— Так, мама сейчас вспомнит, как это делается! — предложила я, усмехаясь и потирая руки. Я вспомнила свою комнату в Академии. В которую боялись заходить даже самые стойкие преподаватели. Вспомнила свою стену, по которой можно было составлять словарь ругательных слов. А потом посмотрела на «какашку».

— Ма-а-ам! — округлились детские глаза, прочитав первую размашистую надпись.

— А что? — пожала я плечами, вспоминая бурную юность. — Чем тебе не понравилось: «Чтоб вам поперек горла встала, когда какать пойдете!». По-моему, мило! Только немного в других выражениях!

— Ма… — выдохнул мой малыш, глядя на меня слегка испуганно.

— Все нормально. Это переводится, как что-то вроде: «Свали в туман, накройся тучкой, заройся в мох и плюй колючкой!», — ответила я, входя во вкус. — Только одним очень емким словом!

Мама, высунув язык, расписывала комнату. А потом решила разрисовать.

— Может, ты попробуешь? — спросила я, протягивая несмываемый магический фломастер. — Давай! Рисуй огурец и два помидора. А потом добавляй … Ладно, мама сейчас сама изобразит свою мечту! Дайте мне половину стены!

— Ма, я спать хочу… Я что-то устал, — вздохнул мой малыш, зевнув. Он стал укладываться на кровать.

— Почему без ботинок? — спросила я, глядя на аккуратно поставленные ботинки, сложенные носочки и одежду на стульчике. Я вздохнула и почесалась маркером, слыша тихое сопение.

— Так, котики! — усмехнулась я, потирая руки. — Нет, хорошо, что они уже пушистые!

Через час я отвалилась от стены, глядя на результат. Эту стену впору называть Министерство Внутренних Органов. Поскольку на ней были изображены, скажем так, сотрудники. А вот этот большой и пушистый — видимо, начальство.

Вот кому я покупала раскраски и пособия по рисованию гадостей? Эх! Столько душ на ветер!