Академик корабельной науки

Он напомнил о своих таблицах непотопляемости и сказал, что прошло полтора года с тех пор, как он впервые представил их в Комитет. Однако до сих пор не отдан приказ о введении их во флот. Корабли готовятся к отплытию на войну с Японией. Недалек тот день, когда они покинут Кронштадтскую гавань. Приняты ли меры к обеспечению непотопляемости?

Нет.

— Почему же главный инспектор кораблестроения до сих пор тормозит дело? — гневно спрашивал Алексей Николаевич. Он теперь называл не только факты, но и имена.

Он умел прямо в глаза говорить правду. Это отличало его всю жизнь. Он был не из тех людей, которые боятся затронуть стоящих выше по лестнице чинов и званий.

— Надо ли ждать заключения главного инспектора кораблестроения или надо немедленно рубить ненужные переборки? Надо ли ждать возвращения флота с войны или теперь же приступить к увеличению боевой жизнеспособности судов применением предлагаемых мною мер? Продолжать ли обсуждение о моих таблицах или приступить к их составлению и снабжать ими уходящие суда? Оставить ли по-прежнему живучесть на последнем плане или поставить на первый? Вот те вопросы, которые надо решить сегодня же, — говорил Крылов в напряженно притихшем зале. — Невольно возникает еще один вопрос: как могли произойти такие несообразности в конструкции судов? На это я отвечу словами доблестного адмирала, всю жизнь свою боровшегося против кораблестроительной рутины:

«Мало ли на судах очевидных несообразностей по части непотопляемости, но попробуйте бороться, и вы увидите, как бессильны ваши труды».

— Я это вижу, но тем не менее я решил бороться по мере своих сил, ибо считаю непотопляемость корабля первейшим его качеством и верю, что в этой борьбе с рутиной вы, господа адмиралы, господа командиры, господа офицеры, поддержите меня вашей властью, вашим авторитетом, вашим словом.

Так закончил Крылов свое выступление. Он открыто объявил борьбу рутине в кораблестроении и призывал передовых людей флота поддержать его в этой борьбе.

Как и после того памятного доклада вместе с Макаровым, желающих выступить не оказалось.

А через несколько дней Крылову был объявлен выговор по флоту «за резкий тон и недопустимые в служебном докладе выражения».

Корабли же были отправлены на Дальний Восток без применения каких-либо мер для обеспечения непотопляемости. Рутинеры из Морского министерства и на сей раз вышли победителями.

ЦУСИМА

Злые слухи поползли по Петербургу. Сначала они ходили только в среде моряков, а потом стали просачиваться во все слои общества. Говорили о том, что профессор Морской академии Крылов предвидел гибель «Петропавловска». Он предупреждал и настаивал на принятии мер к тому, чтобы наши корабли не переворачивались в бою от пробоин, но к его голосу не хотели прислушаться. И в кораблях, которые ушли на Дальний Восток, тоже не обеспечена непотопляемость.

Общество волновалось. Появились статьи в журналах и газетах.

«Потопление „Петропавловска“ и других наших судов слишком ясно говорит о рутине, косности и неподвижности в кораблестроительном деле», — писал журнал «Русское судоходство».

«Можно ли молчать?» — так были озаглавлены статьи в нескольких номерах газеты «Русь».

В них неизвестный автор писал об «искалеченных броненосцах», «об изумительном по своей несправедливости» выговоре «самоотверженному профессору Морской академии», о кораблях, которые отослали на Дальний Восток, не обеспечив их непотопляемости.

«Всяческое наследие морского бюрократизма должно быть уничтожено, вырвано с корнем. Есть люди и руки в русском флоте, и наши моряки умеют не только умирать, они свое дело знают; надо только отстранить все, что технически мешает им проявить и приложить свои знания».

Петербургское общество волновалось недаром. Предложения Крылова по-прежнему лежали под спудом, и это грозило ужасными бедами в войне. Только в одном предположение оказалось неверным. Как выяснилось впоследствии, «Петропавловск» нельзя было спасти. Он наскочил на вражескую мину. При этом моментально взорвались боеприпасы самого «Петропавловска». Повреждения были слишком велики, чтобы можно было думать о спасении. Через месяц точно так же погиб японский броненосец «Хатцузе», подорвавшись на нашей мине.

Между тем 2-я Тихоокеанская эскадра, посланная на помощь осажденному Порт-Артуру, все дальше уходила от родных берегов. Перед ней лежал несказанно длинный путь: из Балтийского моря в Немецкое, через узкий пролив Ла-Манш, мимо берегов Европы, вокруг Африки к далеким землям восточной Азии. Предстояло пересечь три океана и пройти много морей, проливов и заливов. Это был неслыханный по своим трудностям военно-морской поход.