Акамие, или Любимая игрушка судьбы

Тут вспыхнуло солнце - ярче, чем над землей, потому что глаза Эртхиа забыли свет и не ждали его. И вся кровь в его теле стала нестерпимо жаркой, звонкой, как струя в узком горле кувшина.

И мрак лопнул и съежился. Этхиа увидел блестящую, как клинок, дорогу и кинулся по ней.

Ему снилось, что он рассмеялся дерзко и торжествующе.

Старик услышал его прерывистый стон, всхлипы. Решил, что предсмертная икота, но наклонился, прислушался - и рассмеялся вместе с ним.

- Вот и возвращаешься, царь. Но не спеши. Труды твои велики. Отдыхай, спи еще.

Старик сузил глаза, глядя и не глядя на Эртхиа, - и дыхание раненого выровнялось, стало глубоким, привольным. А раны на груди затягивались с уверенной ленцой, пока дни, ветры и облака стремительным круговоротом обернулись и пронеслись вокруг пыльного коврика старика.

Пошевелившись, Эртхиа чихнул.

- Что не выколотишь коврик? - шепнул он, ничему не удивляясь.

- Это пыль Судьбы, - строго ответствовал старик, шевельнув вытершимися, ветхими бровями - и расхохотался, затрясся, колотя себя кулаками по тощим бедрам.

Благоговейный восторг, разлившийся было по лицу Эртхиа, сменился детской обидой.

Но мгновение спустя смеялся и он - просто оттого, что прокаленная подземным солнцем кровь играла в нем, подобно молодому вину.

- И так бывает со всеми, кто смеялся в лицо смерти, - шепнул ему старик, - так ты и узнаешь их, даже если они сами себя не знают.

Книга VI

Глава 25

- Вот, - сказал Эртхаана, - остался Акамие, называемый нашим братом, без господина и хозяина. Нет двери, в которую он не мог бы войти, и в которую не мог бы выйти. Нет покрывала на лице его, никому не запрещено глядеть на него. Разве соответствует порядку и установлениям, чтобы тот, что под покрывалом, ходил открытый среди воинов, распространяя смущение и возбуждая желания?

- Не в тебе ли? - опустив темные веки, спросил Лакхаараа.

- И во мне, брат мой и повелитель, - покаянно сознался Эртхаана. Потому и думаю, не следует ли удалить его, закрыть в ночных покоях. Разве во мне одном уязвлена душа его плавной походкой и нежным голосом? Разве не многие опускают глаза, когда проходит он мимо? Он открыт, как перед своим господином, но он открыт перед всеми. Каждый смотрит на него и видит то, что должен видеть один.

- Царь, отец наш, признал его своим сыном, равным тебе и мне. Долг сыновей - выполнить волю отца.

- Не такова была воля отца нашего! Разве не сознался лекарь, что в питье, приготовленном для умирающего, был яд, ускоряющий смерть? И разве не позвал отец Акамие разделить с ним его последнюю чашу? Не на твоих ли глазах это было?

- Да! - воскликнул Лакхаараа - Точно помню, все было так, как ты говоришь. Почему же Акамие не умер?

- Об этом и я спрашивал Эрдани, но недостаточным оказалось искусство твоих палачей, брат мой и повелитель. Ты знаешь, что Эрдани был слугой Судьбы. То, что сильнее боли и страха, замкнуло его уста, и он умер, не раскрыв тайны. Акамие же - остался, обузой и беспокойством тебе, повелитель. Потому что не только других не заставишь смотреть и не видеть, но и его не изменишь. Он вырос на ночной половине и для ночной половины. Как меч ищет руку, которая согреет его рукоять, как дарна ждет пальцев, которые прижмут ее струны и заставят их петь, так раб станет искать себе господина. Что делать нам, когда найдет? Мы ведь хотим избежать позора, который не считаем дозволенным обнаруживать. Не поможет сокрытие и замалчивание.

- Нечего возразить тебе, Эртхаана, но есть что спросить: отчего ты так настойчив?

- Разве я не сказал тебе, что и мне не дает покоя красота этого несчастного? С тех пор как умер отец, стал этот брат для меня острием желания, которое жалит и язвит. Знаешь сам, ибо ты проницателен, что пытался я завладеть им, когда он был невольником. Теперь говорю тебе об этом, чтобы ты видел мою искренность и поверил моему намерению. Пока он здесь, повелитель, нет покоя и боюсь беды. Удали его.

- Разве так слаб твой дух, Эртхаана, что может одолеть его страсть?

- Сколько препятствий я возводил этой страсти, а она мешает мне выговаривать слова, и я давлюсь своим дыханием, когда вижу его. Если же сойдусь с ним, не избежать смущения и огласки...

- Думать не смей! - одернул его Лакхаараа.

Эртхаана возликовал в душе: теперь не будет помехи к осуществлению желаемого. Удалось задеть в брате ревность и пробудить опасение, что другой может завладеть тем, от чего он сам отказался. Если пес не может достать кость, он к ней никого не подпустит.