Акамие, или Любимая игрушка судьбы

- Это было бы злодеянием и мерзостью, на которую не может решиться человек. Вспомни, Эртхаана, что негоже теперь смотреть на этого брата, как на раба, доступного желаниям. Он свободный. Или ты забыл, какнадлежит поступать с тем, кто желаний своих не обуздал и страсти недостойной не превозмог? Или думаешь, что для тебя я смягчу закон? И совершающий, и терпящий такое действие должны быть побиты камнями. Разве не сожгли огнем Тахина ан-Аравана из Сувы за то, что его познавали сзади, как познают женщину? И разве не распространились разговоры об этом во все области Хайра? Берегись, Эртхаана. Отец наш отличал Акамие среди своих рабов, и дал ему волю за его заслуги, а они велики, и признал его сыном, и дал дворец и удел, как сыну царя. Надлежит воздерживаться от недостойных мыслей и намерений. Я буду охранять честь этого брата так же, как честь любого из моих братьев. И твою честь, Эртхаана. Ради чести царства.

- О том я и беспокоюсь, повелитель! - вздохнул Эртхаана. - О чести царства и о моей чести. Не будет нам извинением то, что брат был рабом и привык к запретному и почитающемуся низким и отвратительным для мужчины. Он отмечен этим клеймом в глазах людей, разве возможно, чтобы такое забылось? Потому и было последней волей царя, отца нашего, взять его с собой на ту сторону мира, чтобы здесь не нанес он урона чести царского дома.

- Думаю, ты прав. Но что с того? Судьба его пощадила.

- Пощадит ли молва наш дом? - вкрадчиво заметил Эртхаана.

- Довольно! - Лакхаараа подался вперед. - Будет так, как я сказал. Этот брат такой же брат мне, как и ты. Он останется при мне советником, ибо его советы мне необходимы. А ты, Эртхаана, умерь свою страсть и обуздай свои желания.

Но когда Эртхаана ушел, вспомнил царь, как думал он, провожая глазами белую фигуру в дворцовых переходах, глядя, как удаляется белый плащ, проваливаясь на боках в теплую серую глубину складок. А думал он так:

"Не дала мне тебя Судьба. Трон и власть дала, тебя - нет.

Что же не взял я тебя сам, когда в моих руках ты вздрагивал и мелко дышал от страха, и пах конским потом, и пылью, и кружащими голову запахами ночной половины, и каменел от гнева, и заклинал меня братством, которого никогда не было между нами?

Что же ты отцу не твердил о том, что ты - его сын и что, если возьмет он тебя на ложе, кто же из нас, твоих братьев, не пожелает того же - по праву крови? Разве имение отца не будет разделено между его сыновьями? Разве не от тебя не отрывали глаз всадники в белых платках - братья твои, сыновья отца нашего, - не от твоего ли черного платка, встречным горячим ветром налепленного на лицо? Не от твоих маленьких рук и тонкого стана в тугом поясе? Не тебя ли мы желали сильнее, чем военной добычи, золота, камней и пленниц? Что же ты отцу не сказал?...

Ты мал был, брат, ты не знал, что это - отец твой, а если и знал? Ты молчал молчанием раба, и покорялся покорностью раба, и был рабом.

А теперь ты сделал так, что я не стал отцеубийцей, а стал законным царем в Хайре. И раз не дала мне тебя Судьба, и сам я не взял - ничьим ты уже не будешь, брат мой".

А Эртхаана говорил с братом своим, царевичем Шаутарой, так с ним говорил:

- Отец наш отличал Акамие среди своих рабов, и дал ему волю за его заслуги, а они воистину велики, и признал его сыном, и дал дворец и удел, как сыну царя. Все мы это признаем и согласны с этим в душе. Но каково царевичу жить затворником и покидать свой дворец только для царского совета! Никто не разделяет с ним досуга и развлечений, никто не зовет на пир, где можно веселиться с друзьями за чашей ароматного вина, вести беседы занятные и поучительные, услаждать слух приятной музыкой и зрение - танцами искусных в этом невольниц.

- Но кто осмелится! - возражал Шаутара. - Ведь там, куда он входит, смолкают разговоры и все взоры устремляются к нему, а потом, пристыженные, бегут от него и цепляются одни за складки одежды, другие - за узоры ковров и росписи на стенах; те смотрят в окно и не отрываются от ветвей и облаков, словно ждут увидеть знамение Судьбы, эти - мечутся, будто оказались в незнакомом месте и, заблудившись, ищут выхода. Что же за пир и веселье, где нет непринужденности и покоя? Кто созовет гостей, чтобы подвергнуть их пытке?

- Что ж, - подсказал Эртхаана, - ведь и на охоту его никто не зовет, куда нет нужды созывать гостей, достаточно слуг, которые все снесут, как им и подобает. Да и не осмелятся рабы поднять глаза на свободного. Я думал об этом и совсем было собрался, да одно меня остановило...

- Думаешь, Лакхаараа будет недоволен?

- Лакхаараа, знаешь, мне не доверяет, - сокрушенно вздохнул Эртхаана. Только в этом причина моих колебаний. Потому что брат и царь наш ценит и отличает Акамие, выслушивает его советы и часто следует им, щедро одаривает его и награждает и несомненно будет рад, если мы станем поступать так же. Отчего бы тебе не навещать брата нашего Акамие, чтобы поговорить и посидеть вместе без порицаемого и дурного? Отчего бы и не пригласить его поохотиться в твоих обширных угодьях, чтобы смог он развеять скуку и печаль?