Акамие, или Любимая игрушка судьбы

Он взял Эртхиа за локоть и что-то приказал рабам.

Когда они вошли в просторную комнату с большими окнами, на столе уже стояли блюда и кувшины, кресла с высокими спинками были услужливо выдвинуты. Эртхиа шел к столу, не отрывая взгляда от озабоченного, совсем помрачневшего лица Ханиса, на котором и следа не осталось от недавней радости.

- Сядем. Подкрепись с дороги. Я много раз представлял себе этот разговор, и всегда по-разному, и все равно не знаю, какое начало лучше. Пока ты ешь, позволь мне сосредоточиться.

- Я не голоден, - не садясь, возразил Эртхиа, - и если ты хочешь сказать, что мое возвращение нежеланно, то не стоит заводить речь издалека и выбирать какие-то особенные слова. Только позволь мне забрать моих женщин, и я сейчас же уеду. Мне всегда найдется место в кочевьях рода Черной лисицы или в Хайре.

Ханис опустил голову.

- Ты все же сядь. Я хотел бы, чтобы ты остался в Аттане. Но то, что я тебе скажу, намного хуже, чем ты думаешь. Поэтому садись и дай мне объяснить все по порядку.

В его голосе было столько горечи, что Эртхиа послушался беспрекословно.

- Я сказал тебе, что Аттан изменился, - начал Ханис. - Изменилось все вокруг, изменились мы сами. Когда мы в первый раз смотрели друг на друга в этом дворце - ты помнишь, как это было, Эртхиа? - кто предсказал бы, что мы снова будем здесь, союзники и братья? Сегодня у меня не больше прав на трон Аттана, чем у тебя, - ведь только тебе и Акамие я обязан тем, что мог сражаться за свое царство. Время богов истекло. Я стал человеком. Знаешь ли ты, что это значит? Я поступал, как должен был поступать, а теперь мне стыдно за мои поступки. Стыдно перед собой. Но этот стыд был известен и богу Ханису. Я носил имя, которое носили до меня все цари Аттана. Я должен был передать это имя следующему царю. Мне стыдно, Эртхиа. Я сделал то, что должен был сделать, чтобы было, кому передать это имя. Мне стыдно перед тобой.

- Я не понимаю тебя! - удивился Эртхиа. - Каждое слово твое понятно. Но все вместе я не могу понять.

- Дай мне договорить.

Ханис закрыл лицо руками.

- Ханнар не сможет родить тебе детей.

- Ханнар? Кто такая эта Ханнар, которую ты упомянул уже дважды?

- Ханнар - твоя жена. Ты знаешь ее под именем Аханы, и это был первый обман. Она не моя сестра. Моя сестра погибла.

- Не твоя сестра? Ладно, что это меняет? Почему ты обманывал меня?

- Я только поддерживал ее обман. Вспомни, когда она появилась среди удо, никто не знал, что я жив. Она воспользовалась священным именем царицы, чтобы повести за собой людей.

- Но мне-то ты мог бы сказать? Какое мне дело до того, как ее зовут и кто она? Я взял бы ее в жены, будь она хоть дочерью золотаря!

Ханис рассмеялся.

- Ты уверен? Дочь золотаря ты не взял бы и в наложницы. Нет, не спорь. Теперь - может быть, но не тогда.

Эртхиа пожал плечами, но не стал возражать. Он не мог не признать, что Ханис прав. Возможно, прав.

- И потом, я был богом, а ты - человеком. Мне казалось, что я могу действовать, не считаясь с тобой. Нет, хуже. Мне казалось, что я считаюсь с тобой, но это было не так. Мне было стыдно перед тобой, но я полагал, что есть вещи более важные. Например, чтобы у меня был наследник.

- При чем здесь я? - развел руками Эртхиа. И не нашелся, что еще сказать.

- Ханнар не родит детей тебе. И мне не родит детей никто, кроме Ханнар.

- Ты хочешь сказать, что моя жена должна родить тебе наследника? опешил Эртхиа. - Ханис, если бы это был не ты, я бы...

- Я говорю тебе: она родила мне наследника. Родила. Этот ребенок был зачат в ту ночь, когда Аэши убил тебя.

Эртхиа медленно встал.

- Я убью тебя, Ханис. Я убью тебя. Я не верю тебе. Я не знаю, зачем ты это говоришь, но это не может быть правдой. Я... я видел тебя и в бою, и в пути. Я знаю тебя, Ханис, ты не мог сделать этого.

Ханис встал тоже.

- Я знал, что ты не поверишь. Пойдем, ты спросишь ее сам.

Эртхиа отшвырнул ногой кресло.

- Я пойду. А ты жди меня здесь. Я сам буду говорить с моей женой.

Раб, посланный Ханисом, побежал впереди Эртхиа, указывая ему дорогу. У высокой двери он согнулся в поклоне, отступая в сторону, а двое других, стоявшие по бокам, раскрыли перед Эртхиа тяжелые створки.

На Эртхиа пахнуло ладаном и рутой. Кудрявые дымки вились над курильницами в углах комнаты, по стенам пестрели вышивкой дорогие ткани, а в середине, на уложенных в несколько слоев коврах, сидели три женщины в ярких платьях. Одна укачивала на руках дитя, а ее подружки, сидевшие спиной к Эртхиа, переговаривались шепотом, наклоняясь друг к другу. Эртхиа схватился рукой за косяк.

Та, что держала ребенка, подняла голову и округлила темные глаза. Другие, всполошившись, обернулись. С минуту Эртхиа молча смотрел на них, а они - на Эртхиа.

Первой опомнилась Атхафанама. Она вскочила, подбежала к брату и схватила его за руки.

- Дай мне скорее монетку! Заплати за радость, чтобы не сглазить!

Эртхиа сдернул пару перстней с пальцев, сунул ей в ладонь.

- Говори...

- У тебя сын, посмотри, - и она потащила его в комнату. Эртхиа пошел за ней с каменным лицом.