Акамие, или Любимая игрушка судьбы

Эртхаана, сузив глаза, полоснул братьев ледяным взглядом. Лицо Шаутары выражало лишь изумление. Но тревожный блеск, мелькнувший из-под опущенных век скрытного Лакхаараа, насторожил Эртхаану. Насторожил, но не обеспокоил. Царь не дождется Акамие. Лакхаараа, что бы он ни задумал, останется ни с чем. Акамие уже никто не увидит живым. Кроме него, Эртхааны.

Некоторое беспокойство вызывало отсутствие Эртхиа. Царапины на локтях и бедре, замеченные внимательным Эртхааной во время братской пирушки в бане, выдали младшего царевича. Но мальчишку не стоило принимать всерьез. Лазутчик легко справится с ним. И, если смерть не замедлит, еще до рассвета Эртхаана достигнет желаемого. И долго платить, и не расплатиться невольнику за то, что достался Эртхаане только после отца и младшего брата. И в этом тоже наслаждение, острее и желаннее прочих.

Минуты текли и утекали, но главный евнух, посланный за Акамие, все не возвращался. Царь, лежавший так неподвижно, будто уже умер - даже дыхание было незаметно, - вдруг забеспокоился. Пальцы его зашевилились, потянулись к чему-то, губы кривились. Лекарь снова наклонился к нему, старался успокоить.

- За ним послали...

Но царь хрипел, качая головой из стороны в сторону. Эрдани прислушался и, пожав плечами, передал его слова:

- Пусть все уходят. Пусть приведут Акамие.

Судьба была немилостива к главному евнуху в ту ночь.

В покоях Акамие евнух его не нашел. Только черный раб, приставленный к Акамие для услуг, бормотал что-то, высунувшись в окно. Вытянув плетью вдоль спины, евнух отпихнул его и сам наклонился из окна. Там не было ни шевеления, ни звука.

Обернувшись к рабу, хныкавшему, скорчившись на полу, евнух чередовал удары плетью с одним-единственным вопросом, пока не добился внятного ответа:

- Он ушел с младшим царевичем...

- В Башню Заточения! - взвыл евнух, хватаясь за голову. И ринулся прочь из комнаты.

За окном, удаляясь, прошелестел ветерок.

Дождавшись, когда и он стихнет, и не замеченный черным рабом, скулившим на полу, из комнаты скользнул некто, окутанный как бы сгустком тени, струившимся в такт стремительному и плавному движению.

Из троих, торопившихся к Башне Заточения, евнух успел первым. Из троих он единственный спасал свою жизнь. И несказанно обрадовался, заметив закутанную в покрывало фигуру, спускавшуюся по лестнице. Фонарь стражника слабо светился на верхней площадке.

Со всех ног кинувшись к черному покрывалу, евнух ловко ухватил того, кто скрывался под ним, за руку и потащил за собой.

Раздался удивленный и гневный возглас, руку попытались освободить, но евнух, не обращая внимания, свирепо отчитывал своего пленника:

- Змеиное отродье! Ума ты лишился, шакалий сын, что среди ночи бегаешь к любовнику! Ну ничего, если сегодня тебя не прирежут, то уж завтра точно снимут шкуру!

Царевна Атхафанама под покрывалом прикусила язык. Если ее с кем-то перепутали, то не в ее интересах устранять недоразумение... до поры до времени. Кожу с нее не снимут, но накажут примерно. Атхафанама решила молчать и ждать удобного момента, чтобы избавиться от евнуха и потихоньку вернуться к себе. Евнух же продолжал изливать свой гнев, больно дергая ее за локоть.

Царевна, непривычная к такому обхождению, быстро теряла терпение. Она уже подумывала, не укусить ли евнуха, как вдруг пальцы его разжались и выпустили ее руку, а сам он грузно повалился на землю лицом вперед.

Атхафанама не успела ни оглядеться, ни толком испугаться: огромная ладонь накрыла половину ее лица, прижав к губам шершавую ткань покрывала. Сильные руки стиснули ее тело и подняли в воздух. Оказавшись на твердом, будто каменном, плече, Атхафанама изо всех сил замолотила коленями в грудь похитителя. Шарф, завязанный поверх покрывала, не давал ей кричать, руки были прижаты к телу железной рукой неизвестного. Она рвалась и извивалась, как могла, но силы быстро оставляли ее: ей не хватало воздуха, а противник был так могуч, что, казалось, не замечал ее попыток освободиться.

Обессилев, она повисла на его плече, глотая злые слезы. Она не испугалась, но горше горького было думать о том, что похищение разлучит ее не только с матушкой и отцом, родным домом и счастливой судьбой, но с любимым, с мужем, с Ханисом. А он, узник, не сможет прийти ей на помощь и едва ли даже узнает о постигшей ее участи...

Атхафанама зарычала и с новой силой забилась в железных руках похитителя. И полетела вниз, ударилась бедром о землю и едва не задохнулась - край туго завязанного шарфа врезался в шею, не давая ей выпасть из покрывала.

Дэнеш поспешил на помощь: его длинный нож, пригвоздив похитителя к деревянным воротам конюшни, зацепил и покрывало. Сильно дернув, Дэнеш разорвал его до края и подхватил бесчувственное тело на руки. На неслышный зов серебряного свистка ответил глухой топот копыт. Закинув добычу на спину коня, Дэнеш прыгнул в седло и умчался в темноту.

- Что это за шум? - встревожился Акамие.