Акамие, или Любимая игрушка судьбы

- Что ж я скажу? Ханис знает больше. У тебя ведь есть уже жена, мой брат-воин, и будут еще. Но не Ахана-царица.

Эртхиа рывком обернулся, расплескав воду и намочив рубашку Акамие. Черные пряди заклубились вокруг него.

- Будет!

Глаза его сверкали.

- Я говорю, будет!

- Не шуми, - испуганно, но ласково попросил Акамие. - Повелитель сейчас спит крепко, но все же...

Эртхиа прижал ладонь к губам. Но из-под пальцев рвался горячий шепот:

- Обряд не закончен - я не женат. Нет у меня жены! Будет - Ахана!

Акамие улыбнулся, закивал головой.

- Ты сказал, брат, значит, будет.

Спорить ли с братом, которому скоро-скоро в дорогу, в неизвестность? Разве им решать? Судьба решит.

- Но скажи мне, брат, - снова забеспокоился Эртхиа, - бывало ли в Хайре, чтобы у мужчины была одна жена? Читал ты о таком?

Акамие задумался.

- Это истинная редкость. Но бывало, и мы находим об этом рассказы в свитках и сшитых книгах. Вот хотя бы Хамаджед Неистовый, чья страсть к Таруб знаменитее солнца, и ты сам должен бы помнить об этом... Или Джадхаана, надевший серьгу с именем Уравы, хоть над ним не смеялись только глухие, не слышавшие о нем. Или Джуддатара, покорный прекрасной Кумантад и отказывавшийся иметь детей от других женщин...

- Но у них были и другие жены! - сокрушенно возразил Эртхиа. - Жены и невольницы... Не зазорно ли мне, сыну великого царя, иметь одну жену? У последнего нищего их по крайней мере две, иначе люди спросят: мужчина ли он?

- Так не женись на Ахане! - рассмеялся Акамие. - Или потом возьми других жен.

Эртхиа покачал головой.

- Брат мой, ты женишься не завтра. Думай, пока твоя голова на плечах. Но я бы поспешил унести ее оттуда, где она подвергается опасности.

Акамие помог Эртхиа натуго стянуть мокрые волосы в косу, а потом с помощью брата поднимал тяжелые крышки сундуков.

- Это твой кафтан. Узнаешь? Первая одежда воина, которую я носил на моих плечах. Хорошо, что я сохранил это, моя одежда была бы тебе тесна.

- А у тебя хранятся и те кафтаны, которые сшили специально для тебя? Не дашь ли ты мне один из них?

- Думаешь, моя одежда будет тебе впору? - изумился Акамие.

Эртхиа, вздохнув, отвернулся.

Акамие поспешно выложил из сундука еще один кафтан, рубашку, штаны. Из другого достал две пары сапог. И пока Эртхиа торопливо, но тщательно одевался, расстелил на полу одно из своих покрывал, уложил и увязал в него запасную одежду и обувь, в отдельных свертках - кусочки вяленой дыни, сушеный виноград и абрикосы, медовые лепешки.

- Больше ничего нет. И сумки дорожной нет.

- Ничего, - успокоил брата Эртхиа, - кони готовы в дорогу, переметные сумы уже на их спинах, было бы чем наполнить. Всадник в дороге не пропадет.

- Возьми! - попросил Акамие, протягивая брату полные руки перстней и ожерелий.

- Не знаю, когда вернусь. Передай отцу: мне жаль огорчать его непослушанием. Но здесь мне всегда оставаться младшим царевичем, а в степи я сам по себе, первый и последний.

Акамие ответил невпопад, гладя его по плечу.

- Не забудь мутную воду заедать чесноком. У меня нет чеснока, чтобы дать тебе в дорогу...

- Я куплю в городе, - сглотнув слезы, пообещал Эртхиа. - Правду говорят, разлука - сестра смерти.

- Я слышал, смерть - сестра разлуки. Но я прошу - не тебя, знаю, что отныне тебе опасно в Хайре, - но Судьбу прошу: пусть подарит нам еще хоть одну встречу. Брат моего сердца, хочу, чтобы сегодня я обнимал тебя не на вечную разлуку. Пусть повернет твоя дорога за горизонтом вспять, как дорога солнца, которое скрывается, будто навеки, но всегда и всегда возвращается к нам.

Эртхиа обнял его.

- Пусть услышит тебя Судьба, брат моей души, пусть и пройдя сквозь землю, вернусь к тебе, как сгинувшая трава возвращается весной.

- Пусть услышит тебя Судьба.

И снова земля летит под копыта коней. Трое всадников с каждым ударом копыт, с каждым биением сердца приближаются к ущелью Черные врата, за которым уже начинаются Горькие степи Аттана.

Один всадник высок, лицом бел, глаза и волосы цветом напоминают светлое пламя. На нем кафтан голубой, какие носит дворцовая стража, а конь под ним под стать всаднику - золотисто-соловый, с белой проточиной до подвижных ноздрей.

А второй всадник, смуглый и черноглазый, чьи бедра слишком широки для юноши, ростом мал, в плечах узок, в талии тонок, а коса висит ниже брюха прямошеей гнедой кобылы.

Эти двое не сводят глаз друг с друга, и кони их скачут бок о бок, добрые кони, настоящие бахаресай из царских конюшен.

Третий всадник так ладно и просто сидит на своем золотисто-рыжем коне, что кажется с ним единым существом. Он погружен в свою думу, только временами оглядывается: не видно ли погони?

Смуглым лицом он похож на второго всадника, но намного шире его в плечах, и новенькие, совсем юные усы украшают верхнюю губу, а коса, как и положено воину, достигает нижнего края широкого шелкового пояса.

А думает он о той, от кого не находит спасения своему сердцу. И мысли его обжигающе-сладки, как горячий мед.