Акедия

Этот покой – внешнее проявление того состояния невозмутимости, которое Евагрий называет «бесстрастием» (апатия) и рассматривает как привилегию, которая даруется тому, кто с мужеством выдержал испытания[370].

Кроме того, уныние, перенесённое с терпением, делает душу «в высочайшей степени испытанной»[371]. «Испытанный» – это специальный термин, который, в частности, употребляется в металлургии: золото и серебро, «испытанные» огнём, становятся очищенными от всяких примесей. (Вот зачем Бог попустительствует искушениям, как и в случае Иова[372]). Так, уныние очищает сердце от всякой скверны, то есть от всякой страсти и делает его «светоносным». И мы увидим, что это не просто метафора.

Наконец, Евагрий утверждает: если мы не сдаёмся под натиском беса уныния, за ним уже не приходит никакой другой бес, и тогда наступает состояние «неизречённой радости и мира»[373].

Покой, бесстрастие, «сияние» сердца, а также обычное состояние умиротворения и радости – ключевые понятия мистического учения Евагрия Понтийского[374]. Но почему же в нём столь важное место занимает уныние? Из приведённых выше фрагментов[375] явствует, что речь в них, прежде всего, идёт о личной встрече с «Богом отцов наших», скрытым в Неопалимой Купине. Теперь же со страхом и трепетом проникнем во «внутренние дворы» мистического учения понтийского монаха.

Насколько можно судить по многочисленным цитатам, приведённым выше, между унынием и молитвой существует, на первый взгляд, парадоксальная теснейшая связь:

Дух уныния отгоняет благодатные слёзы,

а дух печали сокрушает молитву[376].

Монах в унынии ленив к молитве и иногда не выговаривает молитвенных речений[377].

Уныние – беспечность в молитве[378].

Едва ли можно понять истинный смысл этих утверждений, если не знаешь, какое значение Евагрий придаёт молитве:

Молитва приготавливает ум осуществлять то действие, которое ему свойственно[379].

Молитва есть действие, подобающее достоинству ума, или наилучшее и подлинное его употребление[380].

ТОЛЬКО В МОЛИТВЕ ЧЕЛОВЕК ВОИСТИНУ ЯВЛЯЕТСЯ САМИМ СОБОЙ!

Когда уныние и печаль в душе задерживаются надолго, они умерщвляют духовную жизнь. Несмотря на внешнюю активность, внутри нас образуется пустота, это приводит к «ожесточению»[381] и «бесчувствию»[382], из-за которых молитва и любое духовное делание становятся непосильными и, в конце концов, невозможными. Совершенно справедливо Евагрий считает молитву самым надёжным средством познать своё внутреннее состояние[383], поскольку в молитве нам представляется своего рода итог нашей прежней жизни[384].

Уныние проявляется в чувстве подавленности и агрессивности. Нет ничего удивительного в том, что Евагрий называет печаль и гнев главными препятствиями на пути к молитве:

Опечаленный монах не подвигнет ума к созерцанию и никогда не воспошлёт чистой молитвы, потому что печаль – препятствие всему доброму. Узы на ногах – препятствие скорому шествию, а печаль – препятствие созерцанию[385].

Не отдавай себя помыслу гнева, мысленно сражаясь с тем, кто тебя обидел. Также не предавай себя и помыслу блуда, мечтая постоянно о наслаждении. Первый помысел омрачает душу, а второй призывает её к разжиганию страсти, но оба оскверняют ум твой. А поэтому, если ты во время молитвы рисуешь в своём воображении призрачные образы, а не приносишь Богу чистую молитву, ты сразу же попадёшь под власть беса уныния, который именно при таких состояниях и набрасывается на нас, подобно псу похищая душу, словно оленёнка[386].