Ах, эта черная луна!

— Хорошо, — услышала она голос матери, — бледная храбрость по вкусу Цезарю.

Любовь приоткрыла глаза. Мали сидела боком на носу лодки, вытаскивала из волос водоросли. На некоторых сверкали маленькие синие цветы, похожие на незабудки.

— Зачем ты это сделала? — спросила Любовь. — Никогда больше я не поеду с тобой в лодке. Пашка права. Ты сумасшедшая.

— Пусть будет так, — спокойно ответила Мали.

Назавтра Мали повела Любовь «в млечный путь». Мали была в черном шелковом халате, вышитом крестиком. На халате китаянки сворачивали и разворачивали разноцветные ленты в головки хризантем. Между китаянками текла золотая река. На Любови была панама в виде ромашки. Мали любила приделывать к маленьким тульям вздымающиеся кривобокие поля. Ее шляпы были похожи на бабочек, присевших на пенек. Мали научилась делать эти смешные шляпки и снабжала ими приятельниц. Сама она шляп не носила, но на сей раз одела к шелковому халату маленький черный шелковый ток с вуалью. Юцер обратил внимание на экстравагантный наряд жены, но не стал делать замечаний.

Так они и шли, не обращая внимания на оглядывающихся людей. У Мали в руке был большой белый бидон, у Любови — маленький синий бидончик. Большой бидон был для молока, маленький — для сливок.

Пришли к низкой покосившейся хатке. Крупная немолодая крестьянка в белой косынке и цветастом фартуке растерянно елозила вокруг коровы. Корова поворачивалась к ней то боком, то задом и не давала себя доить.

— В скотину бес вселился, — пробормотала баба растерянно.

— Дай мне попробовать, — велела Мали.

Она подошла к корове, посмотрела ей в глаза, взяла корову за рог и склонила ее голову книзу. Корова топнула ногой, хлестнула себя хвостом и снова задрала голову, упершись рогом в небо. Перед этим рог проткнул маленькую тучу, и она так и осталась висеть над коровьим лбом.

Мали еще раз посмотрела корове в глаз, но на сей раз дольше, потом схватила ее рог, выдернула его из тучки и пригнула коровью голову к земле. Корова жалобно замычала, но голову больше поднимать не стала.

Мали села на скамеечку и начала перебирать коровьи сосцы. Она перебирала их то быстрее, то медленнее, и струи молока выбивали о цинк ведра веселый мотив.

Освободив правую руку, Мали хотела смахнуть со лба муху, но задела шляпку. Шляпка слетела и покатилась по земле. Хозяйка подняла ее и протянула гостье. Их взгляды встретились.

— Паненка Мали… — произнесла крестьянка так, словно перед ней оказалось привидение.

— Я, — ответила Мали. — Как дела, Зося? На пользу ли пошли тебе деньги Франкфуртера? Вижу, что на пользу. Раздобрела, хозяйство развела. Ты бы хоть хату поправила.

Крестьянка пошла задом. Она пятилась, склонившись и выставив зад. Потом повернулась и побежала. Оглянулась на бегу, перекрестилась и побежала еще быстрее.

— Что ты ей сделала? — спросила Любовь неприязненно.

— Привиделась.

— Когда ты научилась управлять коровами? — спросила Любовь.

— Видишь, — показала ей Мали небольшой шрам на щеке, — Когда я была маленькая, корова подняла меня на рога. Это было в имении моего деда с материнской стороны. Его звали Дов-Лейб. А бабушку звали Либа, Любовь, как тебя. Эта противная корова всегда смеялась, когда я проходила мимо. Однажды ее смех так меня разозлил, что я схватила корову за рога и пригнула ее голову к земле.

— Если ты была маленькой, как ты дотянулась до коровьих рогов? — спросила Любовь с усмешкой.

— Гнев поднимает вверх, — ответила Мали серьезно. — Но если ты это замечаешь, то гнев сменяется страхом, и ты падаешь.

— Я хочу попробовать, — сказала Любовь. — Я смогу, вот увидишь.

— Такие вещи происходят сами собой. Если ты станешь делать их на спор, корова тебя победит.

— Не победит, — серьезно ответила Любовь. — Когда я сильно злюсь, я читаю мысли. Если я сильно, сильно разозлюсь, корова моих мыслей испугается.

— Вот оно что, — задумчиво протянула Мали. — Ты только учти: у злых мыслей есть обратная сила. Они наводят на своего хозяина зло.

За всеми этими делами прошло недели две. Как-то за ужином Мали сказала Марии:

— Мне все же надо повидать тех, кто убил мою родню.

— Не надо, — тихо и сочувственно сказала Мария. — Зачем ворошить старое?

Мария и Мали были когда-то подругами. Мали приезжала к деду с бабкой каждое лето, а зимой они с Марией писали друг другу письма. Потом Мали уехала из Варшавы в Вену учиться, а Мария вышла замуж и начала рожать детей.

— Слушай, — сказала Мали вдруг, решительно отодвинув пустую тарелку, в которую Мария пыталась подложить еще кусок пирога, — ты убивала?

— Нет, — ответила Мария. — Но я все видела из окна.

— Ты не вмешалась?

— Нельзя было. Меня бы убили вместе с ними. Ночью мы с мужем всех похоронили. Это была тяжелая работа.

— Ты помнишь, где?

— Конечно, помню. Я ношу туда цветы. Я покажу, где это.

— Не надо, — сказала Мали, придвинула к себе тарелку и начала жадно есть. Потом они долго спорили по поводу бабушкиного способа квасить капусту. Мали, была уверена, что бабушка клала в капусту имбирь, а Мария это яростно отрицала.