Ах, война, что ты сделала...

Ходили слухи, что Бабрак был назначен на свой пост Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым. Так это или нет, однако, как показало время, Бабрак не стал истинным лидером в государстве, его «избрание-назначение» не оправдало надежд абсолютного большинства афганцев и не укрепило авторитета его партии и его самого как главы государства ни в собственной стране, ни на международной арене.

Поэтому слова афганских офицеров: «Бабрак — плохо, а Амин — хорошо» — имели вполне конкретный и обоснованный смысл. Было очевидно, что в стране, в армии были люди, мнение которых не совпадало с официально проводимой генеральной политикой партии и государства.

Слушая полковника Кабира, мы настойчиво пытались заставить его конкретно ответить на вопрос: какую же все-таки роль лично сыграл Бабрак в расколе революционного и демократического движения в стране. Однако полковник явно уклонялся от конкретного ответа и продолжал хвалить Бабрака.

— И зачем мы вошли сюда? — рассуждали офицеры между собой. — Они же еще сами не разобрались — во имя чего воюют и что им нужно. Они же не народную революцию будут защищать, а воевать за свою власть — во имя своего благополучия. И глубоко им наплевать на то, как живет народ и на его насущные проблемы. У них свои цели и задачи. Как можно переломить мнение большинства людей, не верящих в идею партии меньшинства? Только силой и оружием! Для этого нас сюда, наверное, и ввели. Какая же роль нам здесь уготована? Миротворцев? Наемников? Да, ситуация непростая и не очень понятная. Ну, да ладно. Пускай политики об этом думают, а мы — военные и будем выполнять приказ нашего военного руководства. У нас другого выбора и права нет. Время рассудит и даст оценку нашим действиям здесь, — успокаивали мы друг друга. — Поживем — увидим.

В перерыве встречи мы обступили Кабира, стали задавать ему вопросы. Он по-прежнему непонимающе смотрел на нас, потом — на своего переводчика, когда тот выслушивал чей-то вопрос, отвечал на наши вопросы только через посредника. Одним словом, ни у кого не вызывало даже и малейшего сомнения, что Кабир по-русски не понимает. После этого некоторые офицеры, разглядывая полковника с близкого расстояния, стали отпускать в его адрес далеко не безобидные шутки.

— Ты смотри, какой холеный. И манеры, и осанка, как у настоящего аристократа. Нет, он не из крестьян и не из бедных низов, явно, что из богатых. Такой же, наверное, бандит, как и остальные. Смотри, какой самодовольный, надменный взгляд, щеки аж лоснятся от сытости. Про Бабрака лапшу нам на уши вешает. Думает, что мы все бараны и ничего не понимаем. Одним словом, он такой же душман, только в другом обличье. Даже нет никакого в этом сомнения. Короче: все они здесь бандиты и враги!

Полковник по-прежнему глуповато улыбался, отвечая на наши вопросы.

— Хотел бы я посмотреть на его физиономию, когда бы он узнал, что мы сейчас про него говорим, — сказал начальник штаба батальона. — Его счастье, что он нас не понимает.

Какими глупыми и удивленными были наши физиономии, когда через некоторое время полковник Кабир, жестом остановив нашего переводчика, заговорил с нами на хорошем русском языке. Как мы узнали потом, Кабир даже учился в военной академии в Москве, но затем был отчислен из нее. Службу продолжил у себя в стране. Потом — революция. Дослужился до командира армейского корпуса. Непонятным для нас было одно: с какой целью он разыгрывал этот спектакль с непониманием нашего языка? Для того чтобы в наших откровениях больше почерпнуть нужной для себя информации? И почему он так быстро и безо всякого перехода заговорил с нами на нашем родном языке? Наверное, понял, что особыми секретами мы не располагаем, а поэтому стали ему неинтересны. Одним словом: Восток — дело тонкое. Только с тех пор я всегда с осторожностью отношусь ко всем «незнающим» русский язык.

При первых встречах с местным населением или солдатами афганской армии удивляло, как быстро наши солдаты-мусульмане находили общий язык и темы разговоров с людьми другой страны. С одной стороны — это радовало. Через такие разговоры и встречи мы расширяли свои познания о стране пребывания. С другой — эта легкость и простота общения настораживали. Помня, что мы находимся в особом регионе, в особых условиях, боялись, чтобы такие встречи и общение не привели бы к каким-нибудь неприятностям. Почва для таких опасений была: мы, прибывшие из богатой страны в бедную, были шокированы тем обилием товаров, которые можно было увидеть на полках местных магазинов и торговых лавок — дуканов, кантинов.