Ах, война, что ты сделала...

Днем огни фонарей заменяли солнечные зайчики от зеркал. Эти сигналы передавались от одного невидимого наблюдателя к другому по всей цепочке. Сталкиваясь с такими фактами, можно было быть уже уверенными, что наше прибытие в указанный район для душманов не будет неожиданностью. А это означало, что банда уйдет до нашего прихода, оставив для навязывания боя небольшие силы. Такой способ передачи информации на большие расстояния был очень примитивный, но надежный. Долго особисты искали источники информирования о выходах наших подразделений и наконец обнаружили его.

Напротив нашей части, по другую сторону дороги, идущей от Кандагара к пакистанской границе, стоял европейского типа, огороженный деревянным забором домик. Во дворе его находилась высокая мачта антенны. Кто-то говорил нам, что это пост наведения самолетов на аэродром. Да мы особо не интересовались: что это и зачем. Однако особисты заметили, что, когда подразделения покидали часть, уходя на маршрут, именно с этой мачты начинался первый сигнал оповещения о выходе. Придя к такому выводу, подразделение, выделенное для проведения операции, осуществило захват этого поста. Всех людей, а среди них оказались и иностранные разведчики, арестовали и передали в руки афганской контрразведки.

Среди возможного источника утечки информации мы предполагали и офицеров афганской армии. Как бы командование бригады ни ограничивало круг допущенных к подготовке к выполнению боевой операции афганцев, информация каким-то образом все равно уходила к нашим врагам. Тогда стали доводить афганскому командованию конкретную боевую задачу на определенный этап действий уже в районе встречи с братьями по оружию, перед самым ее началом.

Не исключен был и тот вариант, что определенная информация уходила через средства связи, по которым она передавалась открытым текстом. Может быть, и через личные контакты военнослужащих бригады с местными жителями. Возможно, через того же солдата-туркмена и ему подобных, его земляков. Но факт оставался таковым: мы снова недооценили своего противника, а он не дремал. Только перекрывался один источник утечки военной и служебной тайны, как душманы искали и находили другой. В ход шли деньги, наркотики, личные контакты с нашими военнослужащими. Поэтому мы старались пресекать ненужные встречи с афганцами, тем более что личный состав не был еще достаточно хорошо изучен, и далеко не все отличались высокими морально-нравственными качествами.

В Афганистане не были запрещены торговля и употребление наркотиков. Встречаясь с советскими солдатами, афганцы пытались угостить их ими. Мы препятствовали этому, тем более когда узнали, что в планах по разложению морального духа советских солдат наши противники предусматривали приучение их к наркотическим средствам. Стали чаще проверять солдатские вещи, карманы на предмет обнаружения наркотиков или денег, приобретенных незаконным путем. Несмотря на проводимую работу, все чаще и чаще в подразделении стали появляться солдаты со специфическим взглядом. Такие глаза могли быть только после употребления наркотиков. Что делать, как с этим бороться — мы тогда еще не знали.

Сначала мусульмане из Союза, а потом и братья-славяне понемногу приобщались к этому зелью. Афганцы сперва давали наркотики в виде подарка, затем — за деньги, потом требовали в обмен боеприпасы, военное имущество. Медики объясняли солдатам, что у наркомана кровь теряет свойство свертываемости и в случае ранения увеличивается риск умереть от потери крови. Беседы и лекции были бесполезны. И если в первые месяцы пребывания в Афганистане наркомания была явлением редким, то со временем это стало для всех нас серьезной проблемой.

Один солдат-дембель играл с товарищами в карты на деньги и проигрался. Партнеры по картам пригрозили, что если он не вернет в короткое время картежный долг, то его просто-напросто убьют. Солдат обратился ко мне.

— Вам же говорили, что нельзя принимать наркотики, что это до добра не доведет? — возмущался я.

Солдат стоял, понуро опустив голову. Посеревшее лицо, изможденный вид, а еще совсем недавно он был розовощеким, здоровым парнем. Я лично неоднократно беседовал с ним раньше, убеждал в пагубности пристрастия к наркотикам, но он отрицал, что принимает их. И только теперь признался.

— Да, упустили мы его, — сокрушался комбат, когда я доложил ему об этом случае.

— Жалко парня, загубил он себя. Не погиб в бою, так погибнет дома, если еще доедет до него. Откуда он родом?

— Из Уфы.

— Надо что-то придумать, а то точно убьют его друзья-товарищи.