Ах, война, что ты сделала...

— У нас-то насчет этого проблем нет, это точно, — заметил особист. — Но нам нужно, чтобы они сами, своими руками расправлялись с преступниками. Здесь вопрос очень важный и принципиальный. Убьют раз, другой, запачкают свои руки в крови, а дальше и у них проблем с этим не будет, да и выбора тоже. Не всегда же им за счет нас чистенькими оставаться. Пусть сами убивают. Это их земля, их враги и их проблемы.

Решили пленных передать афганцам. Пусть кормят их, охраняют и делают что хотят.

Подозвали афганского комбата, передали ему душманов, их оружие, посоветовали по прибытию в Кандагар сдать в ХАД — орган государственной безопасности страны. Командир утвердительно кивал головой, потом увел пленных. Ночью мы наблюдали, как они все вместе сидели у костра, пили чай и мирно беседовали. Когда же закончилась операция и мы подошли к городу, афганская колонна остановилась. Взятые нами в плен духи не спеша слезли с машины на землю, по-мусульмански расцеловались с афганскими офицерами и пошли в сторону ближайшего кишлака.

— Вот, сволочи, что делают, — возмутились мы, увидев эту трогательную картину.

— Может, отправить их в Кабул? — запросил по радиостанции ротный комбата, что условно означало: «Может, их расстрелять?»

— Давай, только чтобы афганцы не увидели.

Скоро мы перестали доверять хадовцам, царандою (милиции) и всем остальным государственным и военным структурам. В бою афганские солдаты демонстративно поднимали стволы автоматов вверх и вели огонь по воздуху, а не по противнику. Поэтому духи и не трогали их в бою. Афганская армия была небоеспособна и не способна ни на что. Переход вооруженных солдат, мелких подразделений, даже полков на сторону местных «партизан» был обыденным явлением. Люди боялись служить в армии. Если духи узнавали, что кто-то в чьей-то семье служит в правительственных войсках, вся семья солдата или офицера уничтожалась. Правда, иногда бандиты меняли свою тактику. Когда им не хватало оружия, боеприпасов, они сами приказывали мужчинам и молодым парням идти на службу. Но, получив оружие, снаряжение, они обязаны были покинуть воинскую часть и возвратиться в банду, иначе — смерть. Попутно они забирали или захватывали с собою технику, своих офицеров или советского советника. Ситуация в стране, провинциях контролировалась душманами, а не нами и тем более не правительственными войсками. В течение всей службы мы освобождали одни и те же кишлаки, они переходили из рук в руки столько раз, сколько мы за них воевали. Выбивали банду из кишлака, уверенные, что это надолго, но через некоторое время партизаны вновь возвращались в него и опять наводили в нем свои порядки. Бандиты были жителями конкретных кишлаков. Днем они занимались хозяйственными делами, а ночью брали в руки оружие и шли мстить нам. Были у них отряды и постоянного действия — мобильные, хорошо вооруженные, возглавляемые подготовленными в Пакистане, Китае и других странах командирами. Для нас же все афганцы были непримиримыми врагами.

Однажды ехали мимо поля, на котором работал бедный крестьянин, приветливо помахали ему, он тоже поприветствовал нас. Проехали сотню-другую метров, как по рации передали, что этот крестьянин из винтовки выстрелил по колонне. По чистой случайности пуля лишь царапнула голову взводного. Остановились. Старик, прижимая к себе винтовку, бежал в сторону ближайшего виноградника. В утренней тиши гулко прогремели выстрелы крупнокалиберного пулемета…

В лицо мусульмане приветливо улыбались, но при этом всегда «держали камень за пазухой». Про пацанов-бачат говорили, что пока они еще не могут держать в руках оружие, они — дети, а как научились стрелять, уже взрослые. А стрелять они начинают уже с пяти-шести лет. Вообще, учитывая, что афганцы воистину воинственный народ во всех поколениях, меткая стрельба для них — обыденное и святое дело. Рассказывали, что во время свадьбы жених обязательно демонстрирует свои бойцовские качества и навыки. В стенку вмуровывают монету, и будущий муж и защитник семейного очага с определенного расстояния должен в нее попасть. Если промазал, значит, опозорил себя. Это только наш солдат впервые в армии, в восемнадцатилетнем возрасте, берет в руки оружие и начинает из него стрелять, но очень мало и поэтому не всегда метко. В Афганистане же навыки защитника формируются с малолетства. Поэтому картина из повседневной афганской жизни, когда пацан лет десяти, а то и еще меньше идет с автоматом Калашникова по городу или кишлаку, — явление обыденное того времени и той страны.