Конечно, именно поэтому он и испугался. Именно поэтому не стал богом и не продолжил восхождение. Реинкарнатор понял, что в этой игре невозможно выиграть. И решил не играть.
И остался запертым в цикле бессмысленных мелочных побед и удовольствий, сменяемых такими же бессмысленными поражениями и страданиями…
Тогда-то он и понял, что вечная жизнь стала проклятьем. Что он просто очень старый смертный, способный лишь бессмысленно трепыхаться в тисках раз за разом повторяющейся судьбы…
Конечно, когда-то давно, он пытался прожить спокойную жизнь. Ни во что не ввязываться. Не наживать врагов. Но ему не дали. Ему никогда не давали. И, похоже, никогда не дадут.
Даже сейчас, просматривая все свои воспоминания, Эш не могла сказать, когда научилась так мастерски обманывать себя и просто не думать о своём положении глобально. Она лишь могла сказать, что это было когда-то очень давно. Когда-то очень давно она убедила себя что нужно лишь становиться сильнее, выбирать сторону или вести людей за собой, уничтожать врагов, отвечать добром на добро и злом на зло, не становиться слишком эгоистичной мразью, но и не давать сесть себе на шею, по возможности не портить слишком сильно жизнь тем кто тебе ничего плохого не сделал… Раз за разом проживать жизнь смертного по очень похожим сценариям, и не думать о том, как за пределы этого выйти. Потому что нельзя за них выйти. Потому что ничего больше не остаётся. Как и сейчас, в Ахегауме. Где точно так же дадут прыгнуть лишь настолько высоко, чтобы это не стало проблемой для хозяйки. Где точно так же, даже прокладывая свой путь, делаешь это лишь в дозволенных рамках. Где точно так же остаётся лишь играть по чужим правилам. Потому что этот мир уже сформирован. И он принадлежит не тебе.
Удивительно, но после того, как Вендуа протащила разум Эш через кучу воспоминаний, ткнула носом во все болезненные и подавленные осознания, девушка чувствовала себя удивительно спокойно.
— Теперь ты понимаешь, почему начала психовать во время игры, Эш?
В этот раз девушка ответила без принуждения.
— Страх. Я боюсь проиграть.
— И почему именно этот страх ты не можешь так легко подавить? Почему именно он заставляет всю твою личность ходить ходуном, закипая от отчаяния, спрятанного в течение множества жизней?
— Потому что я люблю Амелию. Я хочу знать правду. Может быть, всё не имеет смысла. Может быть, ничего не изменить. Но мои чувства настоящие. Я всё ещё люблю её. Я всё ещё надеюсь. И это то, что я не хочу подавлять. Эта скорбь разрушает меня изнутри… Она заставляет вспоминать все потери, и все поражения, всю бессмысленность этих жизней, всю несправедливость Вселенной разом. Не знаю как, но, похоже, именно поэтому я забыла Амелию полностью. Помня её, я не могу жить как раньше. Не могу отбрасывать всё накопившееся… Всё это просто сводит с ума.
— Но ведь сейчас ты осознаешь всё это, и твой разум всё ещё в порядке, разве нет?
— Нет. Я совсем не в порядке!
— Ты не сошла с ума.
— Надолго ли?
— Знаешь, в чём твоя ошибка, Эш? Осознав свой дар реинкарнатора, ты решила, что ты особенная. И ты в некотором роде действительно особенная, в том числе на фоне других реинкарнаторов, поверь, их в Ахегауме много, и ты даже не самая старая. Но ты взвалила на себя слишком большую ношу. Ты решила изменить Вселенную. Разорвать бесконечный цикл борьбы и насилия, и построить вечную утопию… Грандиозная мечта. Но Эш, не твоими силами на неё замахиваться. Не твоими силами, и уж тем более не твоими методами. Империи строятся на крови, твои не были исключениями. Вот только если источник твоего счастья в чужом страдании, ты создашь утопию лишь для кучки избранных. Нельзя разорвать цикл насилия при помощи насилия. Нельзя сделать Вселенную лучше, поубивав всех плохих или сделав их рабами хороших. Ты права в том умозаключении, что по сути не далеко ушла от обычного смертного. Вот только если ты обычный смертный… То и спрос с тебя как с обычного смертного. Не нужно хоронить себя под горой выдуманных обязательств перед Вселенной. Живи. Люби. Скорби. Прочувствуй всё спрятанное отчаяние, и иди дальше. Если ты будешь бесконечно прятаться от неприятных выводов, ты никогда не сдвинешься с места. Ты ведь и сама понимаешь это, не так ли?
— Да…