Ахейцы. Книга третья

Пока он мнется в передней, тяжелая, потемневшая от времени дубовая дверь решительно распахивается чьей-то твердой рукою. Вошедший, могучего телосложения человек, крупный, высокий воин, потеснив Фиеста, устремляется вверх по лестнице. Фиест провожает его глазами – запыленная медь доспехов, запекшаяся кровь, тяжелый шаг, удрученный, даже злобный вид – это гонец, и, похоже, с плохими вестями – догадывается Фиест. Что-то недоброе случилось. А гонец, тем временем, оттолкнув разодетого пижона, спешит со своим донесением к нынешнему правителю Микен, и лицо его мрачно – мрачнее тучи, походный загар прочно въелся в огрубевшую кожу – выделяются лишь голубые глаза, окруженные сеточкой морщин и мохнатые выцветшие брови нависают над ними. Торопится гонец сообщить о гибели Эврисфея, о том, что война на этом, похоже, закончена и остатки войска направляются в сторону Микен – воины хотят домой, все устали от бессмысленной бойни, основанной на личной мести – а раз нет больше Эврисфея – что продолжать-то? По сути – для Микен это благо, но опытные воин, не раз прикрывавший Эврисфея от вражеских стрел и мечей, преданно служивший своему царю, опечален искренне, до слез. Погиб царь Микен, и город должен достойно почтить его память, какой бы она не была. Тем временем Фиест все еще мнется в передней – невнятные звуки поднявшегося переполоха доносятся до него, Фиест делает шаг назад, любопытно ему узнать, что происходит – но, тут на верхней ступени лестницы возникает Аэропа – в песочного цвета коротенькой тунике.

– Вот ты где. – призывно улыбается Фиесту Аэропа. – Я тебя искала…

Полупрозрачная ткань будто сама собой сползает с округлого пухленького плеча, Аэропа вполне уверена, что Фиесту, зажатому между лестницей и дверью, деваться от ее чар некуда – потому она не торопясь, преодолевает ступеньку за ступенькой. И с каждой ступенькой Аэропа задирает ткань и без того короткого наряда все выше, будто подол мешается ей при спуске – да так, что видна вся стройная ножка и не только. У Фиеста от такой картинки захватывает дух. Он пятится назад, на ощупь отыскивая дверное кольцо, не в силах оторвать взгляда от обнаженных прелестей.

– Совсем сдурела. Вдруг кто увидит.

– Что испугался? Никто не увидит. Все побежали туда. – неопределенный взмах пухлой ручкой должно быть указывает в направлении тронного зала, где обычно решаются все важные для города дела – но от этого жеста съехавшая с плеча шелковистая ткань сползает окончательно, открывая полушарие левой груди.

– Эврисфея, кажись, убили. Так что до нас с тобой никому нет дела. Пойдем…

Она уже стоит рядом, протягивая руку, и бесстыдно улыбается ему. Если Аэропа сейчас хотя бы дотронется до него – все, я пропал – Фиеста бросает в пот – она жена его брата, практически правителя Микен… Фиест резко поворачивается, влажными от пота руками дергает неподатливую дверь на себя и быстро выскакивает вон, уже по дороге переводя дух.

– Что за баба. Пристала, как репей.

И лишь спустя некоторое время, когда мысли вновь обрели стройный порядок, Фиест начинает понимать, что за новость привез тот самый гонец, что чуть не сбил его с ног – погиб Эврисфей, убили его где-то там, вдали от Микен, а значит Микенам придется выбирать нового царя.

– Они, конечно, предпочтут Атрея. Кто бы сомневался. – с досадой думает Фиест – но, делать нечего, он и сам понимает – здесь первенство за братом. Пока он сам куролесил в Микенах, Атрей успел показать себя с самой лучшей стороны – микенцы изберут его, это точно – никого другого у них на примете нет. Хотя, как знать? Какой у них тут порядок престолонаследия? Впрочем, в любом случае у Фиеста нет шансов – и, чтобы не смотреть на триумф брата, он все тверже укрепляется в мысли покинуть Микены.

Золотая шкурка

А пока он бредет наугад, кривыми, плохо вымощенными улицами, мимо приземистых домов – Фиест специально свернул в сторону от центральных микенских площадей, чтобы не слышать, как глашатаи объявляют народу последнюю новость, подальше от суеты, что обязательно поднимется, лишь только граждане узнают о гибели своего царя. Да разве от этого сбежишь? Это ему, чужаку, все равно – погиб Эврисфей или нет, а жителям города совсем не безразлична эта новость – что, вообщем, не удивительно. Даже в маленьком кабачке на окраине Микен, куда загнала Фиеста вечерняя прохлада, вовсю обсуждают это известие – весть мигом облетела город, и всякий уважающий себя гражданин Микен поспешил в общественные места – будь то рыночная площадь или захудалая забегаловка – надо все обсудить на людях. По этой причине кабачок, в котором оказался Фиест, был заполнен до отказа – в спертом тяжелом воздухе, богато насыщенном винными парами, велась нескончаемая громкая беседа, весьма эмоциональная – зачастую с переходом на крик.

– Поделом ему – разоряется изрядно выпивший невзрачного вида старичок с редкой козлиной бородкой. – Ишь, поперся на старости лет воевать…