Ахилл

Но вот Ахилл нанес еще один удар...

Гектор не успел отразить его, и удар пришелся по его нагруднику. Железный нагрудник выдержал, не разломился, но Гектор рухнул наземь...

И тишина настала...

Молчание троянцев-то понятно — повергли их лучшего воина. Но молчали и наши, думая: неужели Ахилл станет добивать своего хоть и поверженного, но столь благородного противника.

Нет, не таков был Ахилл! Два благороднейших мужа сошлись на поле брани!..

Эй, почтенные! Как там поется у вас про "Два благородства"?

Ответом Клеону был удар по струнам и грянувшая песнь:

Боги с Олимпа глядят, и видят

всесильные боги:

Два благородства сошлись,

величием низость поправ.

Сам кровожадный Арес уж не жаждет,

как прежде, их крови!

Видно с Олимпа богам,

сколь благородны мужи...

— Именно так! — прервал их песнь Клеон. — Конечно же, не стал его добивать Ахилл! Он дождался, пока троянские гоплиты не выступили вперед на несколько шагов, чтобы Гектор очутился под их копьями, и тогда, обернувшись, крикнул:

— Мои мирмидонцы! Ко мне! Копья вперед! Сокрушим троянцев!

Видел бы ты, Профоенор, как надвигались тогда на троянцев доблестные мирмидонцы!

Но и троянские гоплиты были не робкого десятка — тоже двинулись навстречу с копьями наперевес.

Могучая волна обрушилась на крохотную мирмидонскую скалу — и, как это бывает, разбилась о нее, отхлынула. Правда, и скала уменьшилась, — много воинов в черных доспехах осталось лежать на земле, — но и уменьшившись, эта скала оставалась такой же непоколебимой, как прежде.

— За мной! — крикнул Ахилл — и уже мирмидонская скала двинулась на растекшуюся волну троянцев.

Врезалась!.. И взлетал над троянскими щитами Ахилл, двоих, а то и троих троянцев за один такой взлет обрушивая на землю.

И уже все остальные наши, забыв о своем недавнем страхе перед троянцами, двинулись на них тесным строем, какого из робости не в силах были раньше держать...

А позади... Позади уже шли саламинцы во главе с Аяксом — еще не оправившись от своей страшной раны, он тоже пошел в бой.

И шли спартанцы во главе с Менелаем, тоже раненным, но позабывшим о своих ранах.

И шли итакийцы со своим Одиссеем, будто у него тоже не было никаких ран.

С нами были боги в тот миг, мы в этом не сомневались. Но уверяю тебя, Профоенор, важнее для каждого из нас был другое: то, что с нами был Ахилл!..

Ах, как мы троянцев крушили, Профоенор, забыв о том, сколь робки мы были перед ними еще вчера. В тот час никто не страшился умереть, лишь одно двигало каждым: отплатить за свой недавний позор.

И как их нанизывал на свое копье Одиссей! И как их крушил мечом Менелай! И как гвоздил их своей страшной палицей Аякс!..

И все видели, как взвивался над их щитами Ахилл, сея вокруг себя смерть и ужас!..

Недолго держались троянцы против такого яростного натиска. Еще немного — и, оставляя тела павших на поле боя, они начали отступать к стенам города. Оставили перед стенами лишь одну линию, которую мы тут же выкосили, как косари; остальные за это время успели укрыться за стенами.

Если бы имели при себе штурмовые лестницы — наверно, с ходу пошли бы на штурм, столь велик был наш боевой пыл, иначе — кто знает! — может быть, в тот же день и пала бы великая Троя. Но победа наша была сокрушительная. Наша первая победа у троянских стен!

И грянуло из наших рядов: "Слава Зевсу!" Но еще громче все-таки гремело другое. "Слава Ахиллу!" — вот что громче всего гремело тогда!.. И Аякс, и Менелай, и Одиссей, все кричали: "Слава Ахиллу!"

Но громче всех кричал Агамемнон, когда мы вернулись в свой лагерь.

— Слава Ахиллу! Слава Ахиллу! — захлебываясь, надрывая горло, кричал он...

Клеон прервался, испил холодного разбавленного вина и произнес:

— ...Однако я утомился от своего рассказа...

— Так что же, — спросил Профоенор, — после этого отдал Агамемнон Ахиллу Брисеиду?

— Расскажу, непременно расскажу, — отозвался Клеон. — Расскажу!.. Однако...

Однако — этот послеполуденный зной!.. Он гораздо мучительнее, чем тот, что бывает до полудня: земля нагрелась, как жаровня; в эту пору сразу два божества испытывают с разных сторон, сколь мы прочны: сверху — Гелиос-Солнце, а снизу — Гея-Земля, и трудно сказать, кто из них испытывает нас яростнее.

Так же иной раз бывало в бою: впереди копья вражеских гоплитов, а позади какой-нибудь придурковатый, наподобие того самого Акторида, начальник (поверь, такое нередко бывало) размахивает секирой, кричит: "Не отступать! Кто отступит — голову размозжу!" — и не всегда скажешь, с какой стороны худшая напасть.

Но если в бою только одно из двух может избавить от этих напастей — смерть или победа, то мирная жизнь, хвала Зевсу, предоставляет нам еще одно пристанище. Имя ему — сон.