Ахиллесова пята

Раскрытый перечень болячек лежал перед Юриным носом. Наде казалось, что она сама голая и со вспоротым животом с кишками наружу лежит перед его носом. Юра положил тетрадь на место. Надя схватила стопку своих вещей и прижала их к груди, боясь, что их кто-то отнимет.

– У тебя крыша едет, Морозова? – криво улыбнулся парень, положивший ноги в грязных ботинках на длинную скамью. Его халат в желтых разводах был распахнут, патлатому Антону на грани отчисления было плевать на такие мелочи.

Одногруппницы зашептались, даже Лика оторвала голову от книжки. Надя положила вещи обратно на парту.

– Ты вот… Ты нашёл, что искать? – она как можно более небрежно пробормотала, обращаясь к Юре и тут же поправилась. – Искал. Ты нашёл, что искал?

– Спасибо, нашёл. Ты же знаешь, что у нас скоро практика? – поинтересовался вдруг Юра. Он присел на её место, вытянув длинные ноги. – Жмуриков пойдём смотреть.

– Знакома с учебным планом

– Прекрасно, – удовлетворенно поднялся Юра, расправив мятый халат.

Надя села за парту и уткнулась в учебник, в сотый раз перечитывая подчеркнутые строки и выделяя карандашом новые, якобы упущенные, но на самом деле бесполезные. Её лицо было серьезным, брови съехали к носу, губы беззвучно бормотали текст. Надя выдавливала из себя неподдельную сосредоточенность на предмете. В душе она ругала себя последними словами. Дура, тупица, идиотка. Зачем дернулась, зачем вообще разрешила взять свои вещи. У тебя крыша едет, у тебя крыша едет, у тебя крыша едет! Фраза, брошенная Антоном, звенела в ушах. Ещё и родинка эта. Внезапная мысль о позабытой родинке прожгла насквозь железным прутом. Надя дернулась и замерла. Карандаш в руке сломался напополам. Когда она успела его так сдавить и почему ей хватило сил?

В аудиторию вошел преподаватель, и толпа мгновенно забыла о ней. На этой паре в основном отвечал Юра, а Надя бездумно рисовала каракули на полях тетради. Он вещал стройно, логично, при этом умудряясь углубиться в тему и добавить в ответ что-то новое. Надя считала, что её конспект одногруппнику совсем ни к чему, ведь он слово в слово повторял текст лекции или учебника. На большее её не хватало, но преподавателям было вполне достаточно и этого. Надю хвалили за усердие и посещаемость и ставили всем в пример. Она молча кивала и подавала зачётку. В ней была коллекция пятерок.

Юра же при всех своих достоинствах любил спорить с преподавателями, если их мнения расходились.

– Ну что, голубчик, на экзамене отвечать – это вам не гонор на семинаре показывать, – потом злорадно улыбался обиженный аспирант, ведущий фармакологию, и выписывал каждую завитушку в слово «удовлетворительно».

Юра в такие моменты устало смотрел и доказывать уже ничего не собирался.

Односторонняя война за место под солнцем, неведомая Юре, закончилась так и не успев начаться. Вернувшись от деда, Надя быстро сдала учебники обратно в библиотеку и в перерывах между врачами просто лежала на кровати, уткнувшись глазами в потолок.

Надя хотела и не могла вернуться на прежний уровень, лишь мечтая вспомнить, как зудит всё внутри от желания разобраться в теме. Упорством и зубрёжкой можно было обманывать преподавателей и одногруппников, но сама она знала – лучшее, что в ней было, исчезло.

Глава 4

Конечно, Надя было не просто «знакома с учебным планом» – кишки скручивались от одной мысли покойниках. Солнце будет вставать на востоке, а садиться на западе, будут ездить машины и летать самолёты, будут начинаться войны и заключаться миры, но для неё все закончится, когда умрет мозг. И потом всё будет едино: пройдёт ли секунда или сто лет, будет лишь темнота. Но и она была не главным страхом. Пусть я буду гореть в аду и, стоя на коленях, молить прощения, пусть будет вечная темнота, думала Надя, только не слезы мамы, не безвкусные пошлые венки, только не кутья, ни кисель, ни девять дней, ни сорок дней, ни год – марафон боли для родных. Если бы можно было просто исчезнуть из этого мира, применив заклятие, стереть память всем.

К зданию больницы подкатил тонированный автобус с табличкой ритуал, торчащей за лобовым стеклом. Из кабины спрыгнул молодой усатый парень. Настроение у него было прекрасным.

– Привет, девчонки! – махнул он им, и все отвернулись. – Что грустим?

Атмосфера была гнетущая, а погода сегодня, как назло, подходила под настроение водителя. Аромат раскидистого куста сирени в начале июне перебивал больничный запах хлорки, спирта и антисептика. Водитель искренне недоумевал, почему студентики, которых согнали на практику, так переживают. Он крутил баранку «Ритуала» уже третий год и насмотрелся всего. К своей работе относился с уважением и даже гордостью – не каждый сможет, а вот он смог. Да и зарплата по меркам города неплохая. А то, что дохнут сейчас все как мухи, ну что поделать, время такое.

Был ещё один запах, сладкий, щекочущий нос, слабо пробивающийся сквозь сирень. Настолько слабо, что его предпочитали не замечать и в слух о нём не говорить. Студенты молчали, лишь изредка перебрасываясь черной шуткой и отвечая на неё нервным смешком.