Они спустились по крутым и основательно истертым ступенькам и оказались в крошечном, но весьма уютном помещении с низким, потемневшим от времени потолком. Николай даже обрадовался, что не стал спорить с женой и они зашли именно в эту кофейню. Не то чтобы внутри было очень красиво, но атмосфера в маленькой, уставленной столиками комнате оказалась на редкость романтичной.
Дверь за молодыми супругами захлопнулась, и они оказались в приятном полумраке. Окна закрывали плотные темно-синие шторы, не пропускавшие к сидящим внутри людям ни одного лучика дневного света. Как и во многих подобных кофейнях, в этой всегда царил вечер, независимо от того, светило ли на улице солнце или была глубокая ночь. Впрочем, о том, что до вечера еще далеко, можно было догадаться по небольшому количеству посетителей. Только возле витрины с аппетитными пирожными о чем-то разговаривали с официантом двое молодых людей, да еще в дальнем углу с задумчивым видом сидел темноволосый мужчина лет тридцати. Он обернулся на стук двери и бросил на вошедших Анну и Николая быстрый заинтересованный взгляд.
— Где сядем? — спросил Гумилев жену, и та, оглядев кофейню, решительно направилась в другой угол:
— Здесь! Это лучшее место, ведь правда?
— По-моему, здесь все места очень милые… — чуть снисходительно улыбнулся ей Николай. — Присаживайся, а я закажу обед!
Анна заняла место в самом углу и с радостью убедилась, что оттуда можно разглядывать всю кофейню, а сидеть на мягком круглом стуле очень удобно. Николай подошел к официанту, но тот все еще обсуждал что-то с другими посетителями, и пришлось немного подождать.
Внутреннее убранство кофейни было скромным, но по-своему очень красивым. На стенах висело несколько картин, написанных в разной манере, — там были и загородные пейзажи, и уже знакомые Анне виды парижских улочек. «Здесь наверняка собираются молодые художники! — догадалась она. — Молодые, никому не известные и, соответственно, бедные. Должно быть, у некоторых иногда совсем нет денег, и им приходится расплачиваться своими картинами… Интересно было бы на них посмотреть!»
Теперь Анна жалела, что они с Николаем набрели на кофейню днем, а не под вечер. Скорее всего юные талантливые художники собирались в ней поздно и засиживались до утра. «Мы с Колей еще придем сюда как-нибудь вечером, — твердо решила она. — Обязательно придем и увидим местных художников. Может быть, даже познакомимся с кем-нибудь из них! А через много лет они станут знаменитыми на весь мир — и мы будем вспоминать, как разговаривали с ними, когда для них все только начиналось…»
Тут она случайно встретилась глазами с незнакомцем, сидевшим за столиком в противоположном углу, и обнаружила, что он смотрит на нее с немного нахальной улыбкой. Как видно, ее собственную мечтательную улыбку, адресованную придуманным Анной будущим знаменитостям, этот человек принял на свой счет. Засмущавшись, молодая женщина опустила глаза и принялась внимательно изучать тонкую скатерть из кремового шелка. Однако уже в следующую минуту снова подняла осторожно голову и торопливо скользнула взглядом по лицу дерзкого парижанина. К ее огромному облегчению, он теперь смотрел вовсе не в ее сторону. В руке у него был бокал с чем-то золотисто-коричневым, а взгляд незнакомца рассеянно блуждал по низкому потолку. «Это тоже художник!» — неожиданно догадалась Анна. Он выглядел именно так, как должны были, по ее представлению, выглядеть люди искусства, — заметно поношенный костюм, непослушные растрепанные волосы, пытливый загадочный взгляд… Эти взглядом он, казалось, внимательно изучал каждый предмет в кофейне, словно проверяя, достойна ли та или иная вещь быть изображенной на холсте? Точно так же изучал он и людей. В том числе, конечно же, и Анну.
Мысль об этом смутила молодую женщину, но в то же время еще больше усилила ее любопытство. Она снова украдкой посмотрела на таинственного посетителя. Он по-прежнему думал о чем-то своем, и Анна уже не сомневалась, что он работает над замыслом очередной картины. Вот сейчас он посидит еще пару часов в кофейне, выпьет еще вина, обдумает все как следует, а потом отправится домой, в маленькую квартирку под самой крышей какого-нибудь старинного дома, и встанет перед чистым холстом. Постоит еще минуту и проведет по нему первую линию… Хотя нет, сначала ведь надо сделать эскизы, наброски! Он будет сидеть над листами бумаги до темноты, зачеркивать и отбрасывать в сторону неудачные рисунки, начинать снова. И, уже плохо видя при слабом свете маленькой свечки, наконец сделает эскиз, который ему понравится. А на холст его начнет переносить завтра, когда в его крошечной комнате снова станет светло…