Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь…

«…Закат ярче всего вспыхивает, когда солнце уже зашло за горизонт, — звучали у нее в ушах слова Николая. — Облака после этого начинают светиться сильнее, становятся красными, как огонь. Такая вот странность — солнца уже нет, а его свет еще виден, причем виден лучше, чем раньше!» Когда он говорил ей об этом, им было жарко, и рядом плескалось теплое летнее море, но солнце тоже готовилось скрыться за горизонтом и освещало все вокруг яркими лучами. Как же верно тогда Николай это подметил! Вот только в стихах так и не изобразил, так и не собрался…

Анна поежилась, поправила теплый платок на голове и еще раз посмотрела на верхушки деревьев. Солнце ушло еще дальше за горизонт, и они засветились еще ярче — все было именно так, как много лет назад рассказывал человек, который ее любил. А она не хотела его слушать и все ждала, когда же он перестанет болтать. Зато теперь его слова постоянно звучали у нее в памяти. «Что он тогда еще сказал? Что угли в костре тоже начинают светиться ярче после того, как огонь погас?» — вспоминала она. Ей очень хотелось сейчас протянуть руки к костру или хотя бы к тлеющим углям, но вокруг был только чистый, слепящий глаза снег, на котором темной полоской выделялись ее собственные следы. Согреться ей было негде.

Бросив последний взгляд на верхушки сосен, Анна зашагала прочь с поляны, стараясь идти по своим следам, чтобы не проваливаться в глубокий снег. Освещенные скрывшимся солнцем деревья остались позади, но их яркие верхушки все еще стояли у нее перед глазами, все еще напоминали о Николае. Лишь после смерти он сам стал для нее «ярче» — только теперь Анна начала по-настоящему понимать его.

Она в последний раз оглянулась назад и посмотрела на сосны. Яркие стволы медленно гасли, и небо над ними тоже постепенно начинало темнеть. Надо было спешить, чтобы добраться в город до темноты. К тому же к ночи на улице наверняка станет еще холоднее, а она и так уже немного простужена.

Анна шла по обочине занесенной снегом дороги, а перед глазами у нее стояла поляна, на которой она только что была. Сколько таких мест она уже видела! Покрытые молодой весенней травой, опавшими осенними листьями или пушистым нетронутым снегом — все эти поля были так похожи друг на друга! Совсем рядом с городом и в десятках километров от него. Каждое из них казалось пустынным и заброшенным, словно на нем вообще никогда не бывали люди. Каждое могло быть могилой Николая…

Правда, чем дальше, тем меньше Анна верила, что сможет найти то место, где не стало ее бывшего супруга. Слухи о том, где происходил расстрел, которые ей удавалось узнать, были слишком неопределенными и ничем не подтвержденными. Могила ее бывшего мужа могла быть где-то совершенно в другом месте, а могла — на одном из тех полей, где она уже побывала. Почти везде ей на глаза попадались небольшие холмики, может, и они — чье-то последнее пристанище? Проверить, так ли это, у Анны не было никакой возможности, и она просто останавливалась перед каждым похожим на могилу возвышением и мысленно еще раз прощалась с Николаем. А потом возвращалась домой и начинала снова всеми путями выискивать хоть какие-то сведения о его расстреле и захоронении.

В этот раз не удалось найти вообще ни одного холмика. И, возможно, именно поэтому ей казалось, что могила, которую она искала, была где-то там, на поляне. А может, дело в том, что именно в этом месте она увидела освещенные солнцем деревья и вспомнила слова Николая о заходящем солнце?..

Анна шла все быстрее. Окраина города приближалась, и, несмотря на сгущающиеся сумерки, впереди уже можно было разглядеть очертания домов. Сугробы стали меньше, снежный наст под ногами сделался более твердым, утоптанным. Почувствовав, что идти стало легче, она перестала сутулиться и с наслаждением выпрямилась. Но тут же снова опустила плечи и голову, придавленная новым воспоминанием: о том, как Николай рассказывал про свои африканские экспедиции. Он тоже шел по густому непроходимому лесу, согнувшись, и радовался, когда его группа выходила на открытое место, где можно было идти прямо. «Да будет ли в этом мире хоть что-то, хотя бы одна вещь, которая не напомнит мне о Николае?» — вздохнула про себя Анна, останавливаясь на обочине. Вопрос был риторическим. Она и так знала, что напоминать о нем ей теперь будет все. До конца ее жизни.