Читаем Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы полностью

Главное – вовсе не был он новинкой в столичном мире. Уже несколько лет подряд мелькал он своей рясой среди людей нешуточных в таких приемных и гостиных, о которых принято было говорить шёпотом. Появлялся и в модных салонах, на громких дебатах скандальных «Религиозно-философских собраний», даже кое-как защитил дипломное сочинение в Духовной Академии. Два последних года Гапон горячо увлёкся проектом отечественных Trade-Unions, с которым носился экстравагантный начальник Особого отдела Департамента полиции Сергей Зубатов. Взаимодействуя со столь странным «профсоюзным активом», о. Георгий смог собрать вокруг себя небольшую сплочённую группу «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга». Зубатов, поссорившись с Плеве, канул в отставку, а «Собрание» потихоньку всё росло, перевалив к лету 1904-го за две тысячи участников.

Тут-то и произошло чудесное: весь Петербург вдруг разом уверовал в Гапона. Вроде бы и нового-то ничего он не говорил, но в каждом слове его мерещились теперь особые, вещие смыслы.

– Не сомневайтесь, православные, я за вас – до царя дойду!

И замирали сердца: а ведь и впрямь дойдёт!.. «Союз рабочих» рос как на дрожжах, прибавив за полгода в десять (!) раз: теперь его самочинные «отделы» (робкие реплики полицейских властей о нарушении устава организации Гапон демонстративно игнорировал) были распространены по столице, подобно сети, накрывшей к Рождеству все рабочие предместья. Торжествующий Гапон распорядился устроить одновременно 11 праздничных «ёлок», собравших несметные толпы фабричной детворы в сопровождении принарядившихся чинных родителей.

Дети веселились, а ожидающие их за скромной праздничной трапезой взрослые взволнованно толковали о приключившей на Путиловском заводе «истории». Была она немудрящей: трём рабочим мастер пригрозил расчётом за прогулы, да ещё один получил отставку за малое усердие[219]. Однако тут присутствовал неприметный непосвящённым нюанс. Все четверо пострадавших являлись участниками гапоновского «Собрания рабочих», а их гонитель, мастер Тетявкин, сочувствовал «Обществу взаимопомощи рабочих в механическом производстве» Михаила Ушакова[220]. Потому-то, возмущённые выпадом со стороны «ушаковцев» «гапоновцы», не обращая внимания на резвящихся вокруг сияющих ёлок счастливых детей, на все лады повторяли, распаляя друг друга, только одно:

– Так и сказал: идите, мол, в ваше «Собрание», пусть оно вас поддержит и прокормит?! Это так-то он про наших?!!

Это азартное «наших бьют!» и решало всё. Не прозвучи роковая фраза мастера – дело, вероятно, было бы если не улажено вчистую полюбовно, то уж точно не вызвало внезапно такого всеобщего и обоюдного раздражения и озлобления.

Тремя днями позже на заседании разгорячённого актива «Собрания рабочих» было решено: стачка на Путиловском (!), а если не поможет – бастовать всем вообще заводам и фабрикам, где имеются «гапоновские» ячейки (!!). Мало того, заговорили об особой челобитной бумаге («петиции») к самому государю (!!!). Гапон реагировал на громы и молнии разбушевавшихся соратников добродушно-снисходительно:

– Ладно, ладно… Хотите сорвать ставку – срывайте!

По всей вероятности, он был уверен, что его собственного влияния на городское и заводское начальство будет вполне достаточно, и мыслил грандиозные планы своих активистов лишь в умозрительном ключе – как эффектное сопровождение для грядущей беседы. Всё-таки, речь шла об увольнении одного рабочего… Но вышло наоборот. Городские и прочие власти, обычно податливые, выказали на этот раз перед «пророком» исключительную твёрдость. Гапон же, раздражённый неудачей, воспламенился. Идея с «петицией» вдруг захватила его. Он взялся за текст:

Государь! Мы, рабочие города С.-Петербурга, наши жёны, дети и беспомощные старцы-родители пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты… Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнёт чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой…

– Упаду перед Ним на колени, – пояснял Гапон «союзникам», – умолю его сейчас же, при мне, написать указ об… об амнистии всех. С Ним на балкон выйду, прочту указ. И возликует народ. Первым советником Его буду. И начнем-то мы с Ним строить – Царство Божие на земле… Вместе… Вдвоём…

В первых числах января, действительно, начались забастовки. В эти дни всеобщая народная вера в «заступника» достигла немыслимых высот: все видели, как легко, по единому слову о. Георгия останавливаются и послушно замирают огромные заводы и фабрики:

– Вот она, сила-то…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное