Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы

А на собраниях «Союза рабочих», где вовсю обсуждалось грядущее шествие рабочих с «петицей» к царю, уже звучали иные речи:

– Коли царь примет петицию, я тут же потребую клятву немедленно подписать указ о всеобщей амнистии и о созыве всенародного Земского собора. А вы запоминайте. Ежели я выйду затем на балкон и махну платком белым – то начнется всенародный праздник. А вот ежели выйду и махну платком красным – то тогда, значит…

– Что «тогда», о. Георгий?

– Ничего, так… Да что там: все средства хороши… Слышали: цель оправдывает средства. А цель-то у нас святая – вывести народ страждущий из тупика, избавить от гнёта. Попробуем идти с Богом… С Богом… А коли не получится с Богом, то… всё равно пойдем… И своего добьёмся!

В нём явно начинало бродить безумие. «Чем династия Готторпов (Романовых) лучше династии Гапонов? – вспоминал гапоновские откровения литератор Владимир Поссе. – Готторпы – династия гольштинская, Гапоны – хохлацкая. Пора в России быть мужицкому царю, а во мне течёт кровь чисто мужицкая, притом хохлацкая».

Накануне шествия Гапон и руководители «Собрания рабочих» решили сфотографироваться вместе – «на прощание». Все уже знали, что в городе подняты войска. Наступал великий день в российской истории – воскресное девятое января тысяча девятьсот пятого года. Ранним утром над морозным Петербургом нависла сплошная густая туманная дымка. Деревья покрылись пушисто-белым инеем. Заря упрямо росла, пробиваясь красно-кровавыми сполохами к улицам, на которых повсюду замёрзшие за ночь солдаты топтались вокруг дымящихся походных кухонь. Вдруг плотная холстина тумана как будто лопнула трижды, и в образовавшиеся прорехи хлынул вниз ослепительный свет:

В багряных свитках зимнего тумана
Нам солнце гневное явило лик втройне,
И каждый диск сочился точно рана…
И выступила кровь на снежной пелене.[221]

Солдаты в строящихся шеренгах и редкие прохожие на тротуарах задирали голову и, оробев, осеняли себя крестным знамением.

Над городом яростно сияли… ТРИ СОЛНЦА!

VI

Кровавое воскресенье – «Потрясение на всю жизнь» – Объяснение в Регулярном парке – «Дафнис и Хлоя» – Любовная история Николая Гумилёва – Революционные беспорядки и Мукденское сражение.

В жизни каждого человека великие исторические рубежи предстают, в подавляющем большинстве, в окружении тех незначительных, камерных деталей повседневности, которые, будучи взяты сами по себе, вскоре стёрлись бы из памяти. Однако оказавшись бытовым фоном свершающейся катастрофы, все эти детали и подробности укореняются в сознании: к ним возвращаются вновь и вновь в поисках роковой символики, в поисках того тайного сигнала опасности и тревоги, который, наверное, посылала судьба, и который тогда не был распознан в должной мере. «Я вспоминала, – пишет Ахматова, – как дрожали руки у студента-репетитора <И. В. Селивёрстова>, когда он приехал зимой в Царское Село и рассказывал о 9 января». Чтό рассказывал Селивёрстов она не передает.

А рассказывали разное. Поскольку само грандиозное кровавое действо, исполненное на петербургских улицах и площадях, подобно дьявольской фуге, изначально распадалось на несколько совершенно отдельных друг от друга движущих сил, которые сплелись в итоге в ужасающую коду.

Был злосчастный путиловский мастер Тетявкин, в сердцах отправивший четырёх проштрафившихся подопечных искать поддержку и «прокорм» в нелюбимое Тетявкиным «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга».

Были оскорблённые этим жестом Тетявкина активисты «Собрания», которые, начав с брюзжания на конкурентов из «Общества взаимопомощи рабочих в механическом производстве», по русской душевной широте очень скоро дошли до гневного желания остановить – в пику «ушаковским» оппортунистам! – городские заводы и донести челобитную о заводских безобразиях самому государю.

Был экзальтированный «пророк» и «заступник» Георгий Гапон, который по ходу разгорающейся профсоюзной склоки среди настойчивых разговоров о верховной «петиции» вдруг загорелся идеей непременно и немедленно достичь государя, разметать вокруг него неправедных советников и приступить к построению Царства Божиего на земле как на небе. Как это будет возможно на деле, вдохновенный Гапон даже не задумывался, полагая, как и все лидеры подобного рода, что главное ввязаться в драку, а там будет видно[222].