Аховмедская святыня (СИ)

Меркулов головой покачал, по всей видимости, на другой исход он надеялся. Но все же голос подал.

— Получается, зря мокнул. Ну ничего, тогда будем действовать в высшей степени нагло. Мих, прибери, я пока письмо набросаю.

Сходил Витольд Львович за бумагой, пером, самым обычным, а не таким, что у профессора дома было, и сел. Первое послание он закончил быстро. Как орчук успел подсмотреть, там всего несколько строк было, а вот второе более обстоятельно уже составил. Почерк у Витольда Львовича на загляденье был — ровный, красивый, с завитушками в заглавных буквах. Потому удалось подсмотреть Миху несколько слов «святыня», «Рее Ол Дейн», «обер-полицмейстерство». Далее Меркулов обернулся, потому орчук смешался и любопытничать перестал.

Сложил оба письма титулярный советник, адреса на них написал, в свою комнату сходил и принес самую настоящую печать и дешевый кусковой сургуч коричневого цвета. Склеил оба конверта, теперь поверх красовалась «М», орчук догадался, что это обозначение фамилии. Там еще какие-то вензеля были, махонькие совсем, по которым дворяне только и могли отличить от кого именно письмо. Этих «М» раскидано по Славии предостаточно, неграмотный какой мужик и вовсе не поймет, а вот образованный человек, ученый, запросто.

— Это письмо, — указал он Сеньке на конверт с несколькими строками, — отнесешь по тому же адресу, Его превосходительству обер-полицмейстеру Муханову Александру Александровичу. Да не робей, к нему тебя все равно не пустят. А тебе и не надо. Главное, скажи, что от Меркулова и срочным порядком. Теперь повтори.

Сенька оказался мальчишкой смышленым. Сразу все сказал, как титулярный советник требовал, хотя Меркулов его на всякий случай попытал еще немного, чтобы от зубов все отлетало, и отложил письмо в сторону.

— Теперь вот это. Его надобно отдать после первого. К самому, — Меркулов поднял палец наверх, — тебя не пустят, отдашь камер-фурьеру, обычно он подобными делами занимается. Нет, так хоть дворецкому. Тут главное опять, чтобы сказал: «От Меркулова по поводу утерянной аховмедской святыни».

— И что потом?

— Со второго места тебя вряд ли отпустят, но ты не пугайся. Вреда тебе там не причинят, в обиду тоже никто не даст.

— А что за сам? — Сенька тоже поднял палец, подражая Витольду Львовичу, и даже опасливо поглядел наверх.

— Это сам…

В этот момент что-то загремело на улице, и Меркулов молниеносно обернулся. Подскочил к окну, долго глядел в вечернюю мглу и потом вернулся обратно.

— Это сам… — Имя он уже сообщил Сеньке на ухо, и стало понятно по вытянувшемуся лицу мальчишки, выражавшему одновременно и страх и восторг, второе письмо было ему наиболее интересно.

— Далековато только, Ваше благородие. Долго бежать буду, — вовремя спохватился сияющий воришка.

— Кто ж тебя в такую погоду пешком пустит. Экипаж наймем. Ты, поди, под дождем пешком и шел сюда?

Судя по виноватому лицу мальчишки, Витольд Львович попал в яблочко. Мих даже не удивился. Дай пацану денег, ясно дело, не станет их тратить на пустое. Вот только в чем глупость молодости — не понимает, что простынет сейчас, потом всю жизнь тратиться будет. Сколько таких историй знал орчук, когда за пятак и ноги себе после Крещения морозили, и голос за понюшку табака, бирючом устроившись, на всю жизнь срывали. Хотя чего тут говорить, сам такой был. Ум, он часто с опытом и с годами приходит, и то не ко всем.

— Да уже и затихает, — отозвался Мих, — еле крапает.

Дождь и вправду поумерил свой пыл, теперь большей частью капало с крыши, бежали ручьи, смывая грязь (вблизи доходных домов, правда, ливневка была плохенькой), почти утих ветер. Мих подумал, что сейчас сойдет вода и самое время будет пройтись по пустым улицам Моршана, непривычно чистого, несуетливого. Да только некогда.

— Иди поспи пока, в той комнате кровать, — кинул Витольд Львович Сеньке.

Мальчишка в тепле да после сытного ужина и правда разомлел, водил осоловелыми глазами вокруг и медленно моргал. Второй раз его уговаривать не пришлось. Прошлепал босыми ногами по полу, залез прямо в Михиной рубахе (а можно было и по-человечьи под одеяло лечь) на кровать, поворочался немного и засопел. Меркулов потрогал сохнущую одежду Сеньки, быстро отдернул руку, явно обжегшись, и схватился за мочку уха.

— Теперь что, господин? — Задал свой самый нелюбимый вопрос орчук. Хотя, с другой с стороны, он не спросит — хозяин не скажет.

— Самое трудное, Мих, ждать. Еще пару часов, по моему представлению.

Уж что-что, а ждать Михайло Терентьев с подобным хозяином научился. И раньше был неспешный, вдумчивый, теперь же вовсе стал обстоятельный. Да и ожидание — не слежка какая, тут можно хоть весь день провести в удобствах. Лишь бы не на ветру да еда под рукой была. Поел, значитца, он только что, ноги сами на топчан понесли, потому можно и «подождать».