Аки лев рыкающий

– Ах вот оно что… Верно! Луиза же нам рассказала про доктора, у которого Осип увел жену! – догадался князь, что после столь явных подсказок было уже совсем не трудно. Впрочем, его восклицания никто не заметил.

– Таким образом, мы установили причину, толкнувшую вас на убийство Осипа, – припечатал г-н Мармеладов. – А орудие угадать нетрудно. Вы сжимаете эту железяку, поскольку уверены, что ею можно сбить человека с ног. Стало быть, уже проделывали подобное, и готовы замахнуться снова.

Городовой при этих словах сощурился и положил руку на эфес сабли.

– Ну-ка не балуй! – внушительно рявкнул он.

Зеваки, предчувствуя скорую драку, мигом потеряли интерес к автомобилям и выстроились вокруг нас шумливым хороводом.

Доктор посмотрел на полицейского, потом на сыщика, обвел невидящими глазами толпу и в сердцах отбросил гаечный ключ.

– Вы правы, – выдавил он. – Осип соблазнил мою жену и тут добавить нечего.

– Что значит – нечего добавить? – возмутился князь.

– А вам нужны подробности? Какие словесные кружева заплел этот подлец? Что обещал Тильде, уговаривая сбежать с ним? Когда он впервые поцеловал… – скрежет зубов скомкал последнюю фразу, но потом в голосе обманутого мужа появилась язвительная нота. – Простите великодушно, я ничего об этом не знаю и знать не хочу!

Г-н Щербатов отвернулся и несколько секунд изучал белоснежную колокольню с высоким шпилем.

– Вы не так поняли, – произнес он после паузы. – Скабрезные моменты нам вовсе не интересны. И если я невольно разбередил душевные раны, то именно мне следует просить у вас прощения. Однако та часть истории, где фельетонист погубил вашу супругу, должна быть озвучена.

– Иначе нам не понять всю глубину вашей боли, которая, безусловно, оправдывает нападение на велосипедиста, – добавил Пузырев, не скрывая своей симпатии к этому человеку.

– И назовите уже свое имя! – проворчал князь, весьма недовольный тем, что его перебили.

Незнакомец молча разглядывал тот же самый шпиль. Мне показалось возможным угадать его размышления: бежать некуда, да и нет желания убегать, однако стоит ли доверять свои тайны чужим людям? Опорочить память погибшей жены излишними подробностями ее адюльтера, но при том раскрыть всю низость поступков Осипа? Или унести их с собой в застенок, на каторгу, а там, глядишь, и в могилу? Наконец, решился. Снял кепи и вытер испарину со лба.

– Что ж, может вы и правы. Где же каяться, как не на людной набережной. На миру и смерть красна, – горько усмехнулся он. – Меня зовут Игнатий Петрович Терентьев. Мое имя не печатают в газетах. Я не жуир[18], не богач и не вельможа. Оттого мы и не знакомы, князь, и никогда не имели бы шанса встретиться, кабы не это убийство. Я самый обыкновенный земский врач, и хотя свою работу делал всегда хорошо, наград не снискал. Серое пятно, пустой и ничтожный человечек. Так называла меня Тильда. Она скучала в Звенигороде, в нашем скромном доме. Ей хотелось блистать в светском обществе, выезжать в оперу, беседовать с известными поэтами, позировать модным художникам для портретов. А тут я, с вечными разговорами о гнилых зубах. Я сам виноват, господа, что жена увлеклась первым встречным пройдохой и повесой. Мне надо было пойти навстречу, переехать в Москву и завести солидную клиентуру. Открыть наш дом для богемной публики. О, Тильда с огромной радостью обустроила бы литературный салон и собирала бы каждый вечер друзей, для чтения романтических книг по ролям… Она нуждалась в этом, а я не замечал. Упертый дурень! За то и поплатился.

Он достал из кармана сюртука три листа бумаги, исписанные мелким почерком.

– Я сохранил ее письма. Вот это Тильда оставила на столе в моем кабинете, под пресс-папье. Она писала о жизненном цикле бабочек и сравнивала нашу семейную жизнь с коконом, из которого удалось вырваться на простор. «Теперь я летаю! Обнимаю небо разноцветными крыльями и каждую секунду этого чудесного полета, чувствую себя абсолютно счастливой. Как жаль, что вы никогда этого не поймете!» Тильда умоляла отпустить ее на свободу и не преследовать. Я уважил эту просьбу. Да и мог ли отказать? Ведь я любил жену, несмотря на измену! Два месяца ничего не предпринимал, лишь изредка интересовался у знакомых, довольна ли она новой жизнью. Мне сообщили, что деньги Осипа быстро кончились, московская квартира стала ему не по карману – пришлось уехать в Рузу, снять домишко и погрузиться в провинциальное уединение.