Акимуды

– Представляешь, он лежит в большой луже крови…

Оппозицию разогнали, часть посадили, другие уехали, третьи спряталась по домам, как ее отец.

Зейнаб окружает себя молодыми друзьями. Диктатура рождает крепкие дружбы! За столом в тегеранском кафе мнения молодых раскололись. Али, он работает режиссером на государственном радио, уверен, что оптимизм уместен. Через тридцать лет страна будет свободной. Его друг – скептик: высокие цены на нефть продлят жизнь режима до бесконечности.

– Через тридцать лет иранские девушки снимут платки? – спрашиваю я.

– А зачем? – удивляются молодые люди.

Они не хотят эмигрировать. Али: здесь друзья. Другой: здесь такие девушки! – Какие? – С перцем! – Сладким или острым? – Острым! Острым!

Молодая фотохудожница Неда, острый перец и наша спутница в поездке по Ирану, хохочет…

Пусто. Ни одного туриста. Люля-кебабы прекрасны, но однообразны. Великие мечети Эсфахана восхитительно однообразны… Шираз – город кальянов. Мавзолей Хафеза. Лунная ночь. Пахнет цветами. Пальмы и кипарисы. Прозрачный мрамор могильной плиты. Здесь принято гадать по книгам Хафеза. Гадаем. Я раскрыл наугад. О любви к вину и о лицемерии. Сошлось! Зяблик открыла на странице, где описывалось в подробностях наше первое с ней свидание…

В гостиницу возвращаемся глубокой ночью. Такси нет – как в Москве. Машем машинам. Не останавливаются. Вдруг тормозит малолитражка. Открывается передняя дверь. Из нее вылетает кальян с горячими углями. Пожилая женщина машет рукой. Она усаживает Неду себе на колени. Мы втроем – сзади. За рулем – молодой парень. Мы не можем найти гостиницу. Но разговор увлекает всех. Мать шофера жалуется на сына: он – дурак! Боится встречаться с девушками! А ему пора жениться! Все смеются. Мать шофера просит Неду выйти замуж за робкого мальчика… Все рыдают от хохота. Мальчик – тоже. В машине возникает чувство: Иран – большая шумная семья.

Я путешествую по стране секретной полиции и относительно свободного рынка, политических заключенных и остатков академического плюрализма, лицемерия и памяти о потерянной свободе. Перейдет ли режим к массовому террору или отступит?

Мои собеседники, которых я бы назвал поляками Востока из-за их патриотизма, горделивого арийского сознания и подчеркнутого уважения к женщинам, долго жили надеждой на реформы. Но со времени уличных расстрелов – главный вопрос дня:

– Как найти себя в этой ситуации?

Закрыты многие газеты, культурные центры, культурологические штудии. Умеренные оппозиционеры во всем винят демонстрантов, радикалы считают правителей отступниками от «истинного ислама». Иран похож на Советский Союз, но не времен Брежнева, а НЭПа. Еще не прошел Великий Террор 1937 года; еще все по-настоящему не испугались. В моде политические анекдоты, как когда-то у нас в России. Но на свой 1937 год у Ирана не хватит сил.

– Людей толкают в потребительство, – объясняют мне молодые люди в кафе под платанами, – растет количество западных магазинов, лишь бы мы не лезли в политику.

– Нынешний режим нужен для будущего, чтобы люди поняли, чего они хотят, – говорит Али. – И захотели бы свободы!

Но все мрачнеют, когда речь заходит об Израиле. Его считают креатурой Англии, созданной для дестабилизации Ближнего и Среднего Востока. Говорить положительно об Израиле – опасно. На любой намек, что они похожи на арабов, отвечают гневно. Оппозиция тоже не прочь иметь ядерное оружие – для укрепления страны. Почему Пакистан или Израиль обладают бомбой, а мы нет? Ядерное оружие скорее объединяет страну, чем разъединяет.

Россия у иранцев не в чести. Русская культура – да! Достоевский? Вокруг меня в Тегеране вьются авторы диссертаций о Достоевском. Чехов! Горький! – горячая любовь. Но в Эсфахане хозяин мебельного магазина сказал мне, выражая народное мнение:

– У меня с правительством меньше проблем, чем с Россией.

– Почему?

– Отобрала у нас Кавказ!

Как будто это было вчера… Русских не любят и за то, что во время Второй мировой войны при оккупации Северного Ирана солдаты вели себя скверно, насиловали местных женщин. Кроме того, здесь считается, что технологию фальсификации выборов завезли из России.

– Россия поддержала выборы и разгон демонстраций.

– Неудивительно, – соглашаюсь я. – Некоторые наши правители сами бы хотели идти в сторону Тегерана. Православная цивилизация : союз Партиарха, который в один момент становится духовным лидером страны, с Главным – вот угроза для моей страны, для меня самого.

Вот тогда я и стану настоящим врагом народа.

Наконец, я встретился с директором неправительственной организации, которая пригласила меня в Иран. Мы славно пообедали. Иранские шииты с христианами найдут общий язык, успокоил меня седовласый директор, обе религии основаны на любви и мире, но арабские сунниты и евреи обречены на уничтожение друг друга!