Акимуды

Опять Катерине стало дурно. Но ей стало дурно не от трещин, а от того, что она вдруг почувствовала нарастающее возбуждение. Ее бесстыже возбуждала ее откровенная поза, обращенная к незнакомому мужчине. Подрагивала правая нога с золотой цепочкой на щиколотке. И вдруг, сжимаясь и разжимаясь, ее очко непроизвольно стало игриво подмигивать пророку, обнажая предельную срамоту. Пророк молчал. Катерина почувствовала, как из нее по ноге побежала струйка.

Когда Денис Утробов с послом вышли на площадь перед собором Святого Петра, раздались ангельские трели телефона. Это звонила Катька Вовякина, невеста Дениса Утробова. Она, задыхаясь, рассказала ему, какому неожиданному испытанию подверглась. Красные вафли поплыли перед глазами Утробова. Он распрощался с послом и поехал в отель звонить Катерине и выспрашивать подробности. С тех пор подробности менялись от рассказа к рассказу. Утробов мало-помалу сам превратился в исламского пророка Али: он по ночам осматривал тело невесты и со стоном заканчивал медосмотр. Напоследок доктор наказал Катерине сбрить все волосы на лобке и в попе, потому что ему не все видно. И прийти снова.

Мнения развеселившихся подруг Катерины разделились: одни говорили, что доктор выполнил свой долг. Другие – что он ее крутанул, как куклу. Катерина не знала, кому и верить. О казусе Катерины, имея в виду завидное положение ее жениха, Дениса Утробова, в конце концов спорили пол-Москвы. Но она, как сказал ее жених, была умна и постепенно поверила в то, что сама разогрела врача и религиозного врага, в сущности, для того, чтобы Денис Утробов в дальнейшем получал гарантированное удовольствие. Но побрилась ли она и сходила ли снова к Али? А как было не сходить, если до сих пор у нее большие поры от детства и жирная кожа?

050.0 – 051.0

<ИЗ СЛУЖЕБНОЙ ПЕРЕПИСКИ>

Папа!

Только в России молятся истово, бесповоротно, а в Европе кто меня ждет? А в Америке меня имеют – делают вид, что уважают, а на самом деле используют, как гондон.

052.0

<СОЛОМА>

Я налил себе коньяку и потянулся с бутылкой к Послу.

– Нет, я – водку, – сказал Посол.

Он выпил залпом.

– Так почему, – спросил я, – карта бессмертия опаснее атомной бомбы?

– Все очень просто, – сказал Посол. – Нарушен баланс мироздания. У богов своя иерархия. Греки по-своему были правы, на древнегреческом уровне. Мы – человеческие боги. Что там выше – нам неведомо. Наш ареал – Солнечная система. Солнце встало, солнце село. В солнечном ареале главным стало производство человека. Нам поручили это сделать. Мы создали его с любовью, – подчеркнул Посол и продолжал: – Да, возможно, именно любовь стала причиной нашей ошибки. Человек – это системная ошибка. Противоречие в себе. Свободная воля минус бессмертие – это формула человека.

– Но он же был сначала бессмертен, – заметил я.

– Только – из глины. Любовь же требует противопоставления. Он – она, мы – они. Чтобы решить этот вопрос, мы решили дать ему свободную волю. Он выбрал самоутверждение. Он замахнулся на нашу власть. Мы выгнали его, отлучили. Мир разорвался пополам. Мы стали терять контакт с человеком. Он полюбил удовольствия мира больше нас. Это был настоящий бунт. Мы обиделись.

– Обиделись?

– Да. И пришли в ярость!

– На свою же игрушку?

– Он – не игрушка, – сказал Посол. – Мы сделали мир слишком сладким. Мы сократили эту сладость, но даже этого было мало. Он все равно находил ее, как животные находят лечебные травы. Но еще какое-то время он прислушивался к нам. Он еще чувствовал свои корни. Я придумал систему спасения. Она была незамысловата и наглядна. Я сыграл эту роль. И что? Успех был большой, но все равно половинчатый. Мы пришли в ярость. Мы требовали отречься от отцов и матерей, от жен и детей, сделать это во имя нас, но мы противоречили себе – мы требовали от него совместить земную и небесную любовь, мы вынуждены были читать ему мораль на самом примитивном уровне, мы создали блок заповедей. Мы придумали ад. Мы любили человека, но, энергетически связанные с ним, мы нуждались в его любви, в его самопожертвовании, пусть даже в ее имитации через жертвоприношения. Мы хотели, чтобы он убивал самых любимых, но соглашались на заклание животных. Но мы теряли в весе – нам нужна его кровь.

– Речь идет о войне?

– Мы предложили ему трагедию. Он практически не заметил. Заметил – но опять половинчато. На него это не действовало. Но мы тоже были ограничены изначально.

– А чудеса?

– А что – чудеса? Чудо – это несчастный случай. Сначала кажется вопиющим оскорблением закономерности, а потом ему находится косвенное объяснение, на него вешается правдоподобный ярлык, и оно отодвигается в сторону. Наглядный пример – апостолы. Они были рядом, они все видели. И что? Они не поверили в главное воскресение. Усомнились. Если и есть на земле какое-то чудо, то это – чудо маловерия.

– А личное бессмертие? – с некоторым нетерпением спросил я.