Акимуды

В последнее время мой папа полюбил проводить важные встречи в постели. Конечно, о спальни и речи быть не могло. Кто принимает людей в двуспальной кровати! Местом важных встреч был выбран топчан в кабинете. Шум машин с Тверской улицы создавал ощущение плотной жизни. После завтрака на кухне с жидким чаем и горстью лекарств он, покружив по комнатам и подумав о текущем моменте в сортире, направлялся на работу и отдых под плед. Вот и в день своего юбилея он надел один на другой два тонких свитерка, голубой и серый с отложным воротником, и сел на топчан, по-стариковски расставив ноги. Где-то вдали жужжал пылесос. Папа не был хозяйственником и не входил в подробности домашней жизни. Пылесос жужжал в хозяйственном мире, далеком и низком. Правда, как-то в Дакаре ему пришлось заниматься покупкой дома под посольство, и он с честью справился с хозяйственной миссией, но купеческой жилки в нем отродясь не было. Папа потер окоченевшие ладони и подумал, что скоро он поправится и будет теплым. Пора приниматься за работу! Он юркнул под желто-коричневый плед и зажмурился. В лежачем положении лицо его разгладилось, стало серым и выразительным. Сердце, охнув два раза, затаилось. Не успел он прикрыть глаза, как его вызвали в военкомат и предложили взрывать мосты в тылу врага. Подготовившись к смертной миссии, он в последний раз прыгнул с учебным парашютом и напоролся на елку. Хирург предложил ему оттяпать ногу. Он отказался – нога осталась при нем. Только он собрался выйти из госпиталя, как к нему с юбилейными поздравлениями ворвались родители. Иван Петрович с черными бухгалтерскими нарукавниками и Анастасия Никандровна в тонком платье поздравили его с успешно прожитой жизнью и звали в гости. Отец отделался ничего не значащими обещаниями как-нибудь их навестить. С родителями у него были связаны болезненное питерское детство и кошка, рывками бегающая по маленькой квартире на Загородном. Он стал тонуть на каникулах в Волге, но вместо могилы очутился в Смольном, где секретарь обкома протянул ему газету. Сталин и Риббентроп улыбались. А это кто? Он догадался: переводчик! Вперед! Анастасия Никандровна твердо знала: все писатели – пьяницы! Вместо войны в Испании, куда ему очень хотелось, отец вышел на Кузнецком Мосту и проник в старое здание Министерства иностранных дел.

– Эй, тебя вызывает Молотов! – крикнули папе.

Отец смутился. Так его к Молотову не вызывали! Он не любил, когда посторонние силы нарушали порядок жизни. Он вскочил и побежал к начальству, задыхаясь, девяностолетний. В жизни у папы были четыре главных человека. Они стояли по четырем углам его сознания и караулили его жизнедеятельность. Сталин, Молотов, Коллонтай, генерал де Голль.

Генерал де Голль олицетворял всех иностранцев в мире. Он был подтянутым, хорошо думающим врагом. Папа, как женщина, поддавался его обаянию, шептал ему в Париже «мой генерал», но в последний момент убегал из его дома с криком.

С Александрой Коллонтай папа работал во время войны в Швеции. Путь к Коллонтай был вязкий и мучительный, как в сказке. Он пролегал через Ледовитый океан, который папа бороздил на английском суденышке в составе англо-американского конвоя под непрерывным обстрелом немцев. В результате обстрелов и бомбежек караван кораблей был уничтожен, а папа выжил. Судьба расписалась в его дневнике.

– Папа выжил, папа выжил, папа выжил ради меня, – бесстыже думал я.

С Александрой Коллонтай папа провел много бессонных ночей: в его присутствии она писала мемуары пофранцузски. Чем они только не занимались! Например, поливали фиалки из лейки. Инвалид в коляске, она дотрагивалась до молодых папиных рук, рассказывая ему о Плеханове и объясняясь в свободной любви. Она была дворянской сиреной русской революции, живой декорацией того, что коммунизм изначально был чище и пламеннее нацизма. Она заразила отца недовоплощенной идеей мира без борьбы капиталов и базара, мира, который когда-нибудь вновь вернется на землю. Она прочистила папины чакры. Не будь Коллонтай, папа никогда бы не стал таким светлым юношей идеи. Коллонтай видела в Ленине не икону, не дедушку с елки в Сокольниках, но волевого и остроумного освободителя человечества, непонятно откуда взявшегося преждевременного сеятеля свободы.

Все исказилось. Вячеслав Михайлович Молотов похитил папу у Коллонтай. Она сопротивлялась его телеграммам, требующим папу в Москву. Она знала цену бывшему ресторанному скрипачу, которого она когда-то познакомила с его будущей женой. Папа вбежал в его кабинет. Где-то вдалеке жужжал пылесос. Где-то на кухне мама сердилась на домработницу, которая не умеет приготовить свежие щи. Молотов хмуро посмотрел на папу. За окном была ночь.

– У вас есть при себе деньги?

Папа, недоумевая, полез в кошелек. Стал доставать пореформенные трешки, пятерки, червонцы. Молотов взял деньги и долго крутил в руках.

– Красивые деньги, – одобрил он, возвращая купюры. – Вы любите гречневую кашу?

– Да.

– Гречневая каша – это путь к бессмертию. Вы верите в бессмертие?

– Нет.

– Ступайте и доложите мне о пользе гречневой каши!