АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3

— Мне в детстве часто снился сон, — заговорил Филип, подписывая книгу. — Будто в кипе книг ищу свежий номер журнала «Удивительное», в нем есть рассказ под названием «Империя никогда не исчезала». И если прочесть рассказ, узнаешь Все'. Но я никак не мог открыть журнал. Потом этот сон сменил другой. За зелёными шторами таится ответ. Может фэбээровец.

Капитан засмеялся. Пользы от чудака никакой, но хоть повеселил.

— И сейчас я вспомнил, что видел эту штору на заднем дворе. У нас большой дом и много комнат, в некоторые мы даже не заходим, — Филип просиял и хлопнул в ладоши. — Сегодня я сорву покровы. Хотя это и страшно!

Сопровождаемый насмешкам, он ушёл.

— Где ты был? — спросила Энн, когда он переуступил порог.

Отмахнувшись, Филип медленно побрёл наверх. Зашёл в комнату на втором этаже. Перед ним было то самоё окно. Он отдёрнул зелёные шторы. На подоконнике лежала толстая книга. «Улисс» Джойса.

Он вышел на улицу и посмотрел на небо.

Столько лет земной шар вращается в космосе, и неизвестно, кто заставляет его это делать. На шаре все вращается известно как, — и те, кто в ответе за это, мертвы. Еврипид, Гесиод, Овидий, Гомер, Софокл — ведь это они оживили мифы и легенды, изложили их художественно, с их страниц начали они шествие, всевышнее вторжение. Авторы давно мертвы, и с них не спросишь.

От них остались только тени, и люди — марионетки теней. Это заговор, да. Заговор против человечества. Жизнь — сериал, и каждый день — новая серия. Филип не сказал об этом капитану, чтобы не ввергать его в ужас, который чувствовал сам.

Как это можно победить, спросил он себя. Никак. Только в своих книгах он сможет вырваться из круга.

Оставив семью, Филип Дик покинул город. Это было в начале шестидесятых. Закрывшись в лачуге, пичкая себя амфетаминами, он делал по шестьдесят четыре страницы в день. А над США трепетала красная угроза, по новостям кричали о ракетах русских — а, значит, Троянская война не за горами, и скоро покажутся бронированные корабли коммунистических ахейцев.

Пока Филип Дик сражался с Палмером Элдричем, по дорогам Америки мчался фермерский додж, а за ним, оставляя кровь и кишки, волочилась половинка школьницы Мэри. За рулём сидел мрачный, в мыслях о Тесее, лейтенант Сид Роджерс.

АЛЕКСЕЙ ЗЫРЯНОВ МНЕ БЫ ПРОСТО СНЕГОМ СТАТЬ

Я иногда мечтаю снегом стать. Быть самым сильным и везде. Существовать игрушкой для детей, и на окнах взрослых жизней вездесущим гуру возлежать, но абсолютнейше невинным. За тёплые и нежные ладони посторонних мне людей бросать себя под ноги к ним. И видеть всё и подмечать могу нескромно, но с лёгкостью молчать. Реки два берега скреплять, даря дорогу.

Волшебным снегом стать желаю. В природной круговерти превращаться в льдинку, чтобы вихрем подниматься ввысь. Красивым оставаться, гармонично ровным, как кристаллик. И спать в лесу, и видеть сны глазами крыш. И воскресать всегда, не расставаясь с жизнью. Любить себя и быть любимым. Пусть называют эгоистом, но как мне жить с открытой мыслью, когда я накрываю холодом могилы? Дарить себя всего хочу, и получать от каждого эмоции — без разницы, какие.

И смерть хочу я превращать в забаву, собою погребая каждую травинку, и к весне ей жизнь давать, чтоб возродиться вместе с нею много позже. Но в памяти остаться не пятном, но целым полотном оттенка жизни. От края и до края, от мала до велика — полезным быть в быту и игрищах.

И облака из снега на земле творить с излишком, и дать возможность людям почувствовать себя всевышним, шагающим по небесам земным. И пухлые сугробы ярче облаков — на зависть каждому из всех богов античных мифологий. Быть лучшим, и ничем иным.

Оторваться от небес смогу, чтоб отпустить снежинку сверху, в отличие от смуглых зимних туч, столь мрачных, словно на поминках. Земная жизнь не хуже высших сфер. Я снегом стану, и это докажу.

ДАРЬЯ ТОЦКАЯ СКОРЫЙ ПОЕЗД ДО СТАНЦИИ УНГВАР

ЧУ-ЧУУ!

Поезд протяжно ухнул совой и прошёл сквозь до краёв наполненный мраком тоннель, вырубленный лет его назад в крутобокой меловой горе. Из ее каменистой кожи торчали хвойные деревца — все, как на подбор, кривые, неказистые. «Гадючка» — так местное племя гуцулов называет молодую еловую поросль, а на лес тот и вовсе руками машут, — плохой, поганый лес.

Гарсиа был в этих краях проездом. И как же они были не похожи на его родную Сердань! В первый день неприветливые Карпаты встретили путешественника разразившейся бурей, и с тех пор не упускали случая напомнить ему обложной облачностью и бесконечными дождями: здесь не солнечные, безмятежные Пиренеи.

Усугубляли мрачное настроение и местные жители. Закутанные по уши в меха и овчинные безрукавки-кептари, они своим внешним видом напоминали приблудившегося медведя-шатуна. Речь их была пересыпана густо ненужными, ничего не значащими междометиями: лем, пой, бо, йой. Скажите на милость, что все это значит? Выходцы из соседних сёл зачастую не понимали друг друга, особенно если вдруг переходили на мадьярское или словацкое наречие.