Ночь выдалась спокойной. Горят фонари на стенах — часовые бродят, мужики неторопливо бредут к таверне и из таверны, из окна нет-нет, да слышится бранная речь недовольных жён: опять на бровях домой приполз!
Вдоль Вересковой улицы тянутся низкие одноэтажные дома с черепичными крышами, живут здесь в основном крестьяне и шелудеи, оседлые степняки, решившие завязать со своей дикой разбойничьей жизнью. Адриан не любил шелудеев, а они не любили Адриана, но каждый знал — шутить с капитаном не стоит, стреляет метко! Но всё же польза от бывших степняков была: из далёких походов привозили они лекарственные травы, редкие ткани и жир. Цену они не ломили, просили ровно столько, сколько люди могут дать, за это шоршеткалоки дозволили шелудеям носить кожаные сандалии; какая никакая — обувь, а обутого человека хоть немножко уважать нужно. Дикий степной нрав иной раз просыпался, но дальше драк и редкой поножовщины дело не доходило.
Кончалась Вересковая улица Обозной площадью, здесь шелудеи и крестьяне продавали всё, что городу нужно для жизни. Обычно здесь ночью безлюдно, но сегодня толпа собралась поглазеть на шута и фокусника.
У капитана под сердцем укололо: долговязый старик помолодел, его косы отрасли на добрых две пяди, вороные пряди пробивались сквозь снежную седину, тонкие руки стали крепкими, как у землепашца, густые чёрные усы свисали ниже подбородка. Адриан не узнал в этом могучем мужчине того немощного, сухощавого старика, которого он видел две недели назад.
— Слепота подарила Чичеку ловкость, — голос фокусника громыхал раскатами грома. — Она же лишила его страха. Он не боится смерти, клянусь вашей обувкой, о достойные горожане!
В толпе раздавались одобрительные возгласы. Все затаились в предвкушении невероятных трюков.
— И что же, пан фокусник, ваш Чичек сможет сделать полсотни двойных сальто? — из толпы вышел Жечка, правая рука атамана акробатов. — Хотя бы с крыши вон того прилавка. Или он у вас только по стенам бегать умеет?
— О! Снова босоногий пожаловал. Как там ваш атаман? Жив-здоров?
— Не плюйся ядом, бродяга. Это предложение. Условия те же, что и в прошлый раз.
— Ба! Вам мало одного проигрыша? Мы-то не против, вот только ты сам-то сможешь полсотни сальто подряд сделать? Мы в один дом не хотим играть…
Жечка достал из-за пояса увесистый кисет, подбросил его и тут же поймал: внутри звякнули монеты.
— Вдвое больше дам. Сколько сейчас в твоей шляпе?
— Нет! — зашипел фокусник. — Не нужны мне твои паршивые медяки. Не отвлекай, видишь же — народ развлекаю.
По толпе прокатилась волна недовольных возгласов, горожане жаждали великого зрелища.
— Давай, фокусник, — кричал из толпы кузнец. — Прикажи шуту сделать пятьдесят сальто. Ты же нам минуту назад говорил, что он у тебя смерти не боится! Жрёшь и пьёшь тут за наш счёт, вон как усы лоснятся. Не примешь вызов — мы тебя за ворота вытолкаем!
— Да, да, вытолкаем! — поддакивали из толпы.
Фокусник прошипел себе под нос что-то на ше-ольском языке, пристукнул копьём по брусчатке и сказал:
— Что ж, акробат, раз толпа просит — изволь, любуйся!
Шут замер, ожидая команды. Фокусник вскинул руки и раздался хлопок, ещё один и ещё. Согбенная фигура в цветастых тряпках стремглав понеслась к прилавку, в воздухе зазвенели бубенцы — вот и первое сальто. Разогнался, прыгнул, кувыркнулся — второе.
Ладони фокусника отбивали мерный ритм, Шут был ловок и точен в движениях. Под чёрными усами фокусника гуляла недобрая ухмылка.
— Ату, ату его! — крикнул Жечка.
Акробаты вынырнули из темноты и оказались в шаге от фокусника. Четыре сына высоты крепко схватили кудесника за руки.
Не слыша хлопков, шут замер прямо в прыжке, всего мгновение и он полетел к земле вниз головой, раздался глухой удар.
— Что вы наделали, босоногие! — взвыл фокусник Он опустился на колени перед недвижимой фигурой шута.
Стражники, дежурившие неподалёку, нехотя заломали сынов высоты. Акробаты не сопротивлялись.
— Погодите! Всем успокоиться, — крикнул Дьекимович. Стражники шарахнулись, они не привыкли видеть командира стражи без чёрного мундира. — Ну-ка, фокусник, хлопни в ладоши. Как ты там делаешь, чтобы он через голову прыгал?
Фокусник встал, отряхнул колени и злобно посмотрел на капитана, нависнув над ним бурой тенью.
— Зачем вы надо мной издеваетесь, пан офицер? Вы же видели — он свернул шею.
— Хлопай, я тебе сказал! — капитан достал револьвер из-за пазухи.
Старик переменился в лице. Куда-то исчезла лихая улыбка, глаза потускли испугом, весь он как-то скрючился и будто бы стал ниже ростом.
— Хлопай! — капитан взвёл курок.
Старик выпрямился и засучил рукава. Хлопок… Шут зашевелился в грязи и медленно встал на ноги. От падения серебряная маска съехала в сторону, а под ней иссохшее лицо с торчащими жёлтыми зубами, в глазницах чернеет пустота, кожа землистого цвета покрылась трещинами. Мертвец…
— Смертоблуд! — взревела горластая баба из толпы.
— Мертвовод! — подхватил кузнец.