— Но иногда почту оттуда забирал не служащий консульства а та очаровательная девушка, в обществе которой я имел удовольствие вас видеть. Теперь, кажется доказано, что она египтянка, хоть ее отцом был француз, как это видно из ее фамилии. Она таки была журналисткой, только гонорар выплачивала ей не «Сан-Антонио геральд», а египетское информационное агентство. Можете себе представить, куда шли ее шпионские отчеты.
Не глядя на меня, Тинуэл перелистывал бумаги в какой-то папке. При этом он так скривился, словно ему была противна вся эта история.
— Впрочем, Ругон эксплуатировала не только Вальполя, — продолжал подполковник. — Она соблазняла к нарушению военной тайны также союзнических офицеров. Дело капитана Жако мы передали французской службе безопасности; этот «бэль ами»[10]
еще пожалеет о своей легкомысленности. Данные о танках АМХ-13 и их маскировочный желтый цвет тоже относятся на ее счет. А в том, что эта Ругон была связана с местными бандитами, вы, лейтенант, имели возможность убедиться дважды: первый раз — двадцать четвертого августа, когда она возле Атиены помешала той черни линчевать всю вашу веселую компанию, и второй — в ночь на второе октября, когда она бесследно исчезла в той же местности.Только теперь у меня, наконец, спала пелена с глаз. Оказывается, на протяжении нескольких недель я сталкивался с двумя шпионскими организациями, почти совсем не подозревая об этом. Если зашифрованные письма из того тайника забирал сотрудник консульства, то они шли на север, в Анкару, а оттуда в Вашингтон, Пентагон, или «Центральный штаб американской разведки». Если же к «ящику» раньше приходила Гелен, та же самая информация шла через вражеские передатчики на юг, и попадала в Каир, а может и в Кремль. Все это происходило на глазах английской контрразведки, которая во всем этом деле оказалась достаточно таки непроворной. Нас перехитрила женщина, и, наверно, Тинуэлу нелегко было примирится с этим.
— Ее уже схватили, сэр? — спросил я, лелея надежду, что подполковник скажет «нет».
— Она до сих пор сидит где-то там в горах, — неприветливо ответил Тинуэл. — Сейчас у нас слишком много дел, чтобы разыскивать какую-то там агентессу. Рано или поздно ее выследят и поставят к стенке; ее приметы разосланы всем полицейским участкам. Это просто невероятно, чтобы у вас так притупилась бдительность в отношении к этой особе.
Я огорченно уставился в пол.
— По крайней мере, хоть парализовали деятельность Вальполя, — осмелился я сказать.
— Вы ошибаетесь, — сказал Тинуэл. — Тот субъект ни в чем не признался. Его даже нельзя привлечь к судебной ответственности. Ваши показания достаточно не убедительны, в том числе и утверждение мисс Ругон о том, будто бы она видела, как он что-то делал около «почтового ящика». Британский военный суд на основании этих свидетельств не может осудить Вальполя. Короче говоря, вчера утром мы отослали его с дружеским приветом в Анкару, в филиал CIA[11]
— вместе с его «Линкольном» и экспонатами древности.Тут я подумал о своей дальнейшей судьбе. Если подполковник отпустил Вальполя, то, конечно, не потому, что считал недостаточными мои показания. Скорее всего контрразведка боялась начать судебное дело, что показало ее собственную несостоятельность. В практике секретных служб издавна заведено прятать свои промахи — для этого у них больше возможностей, чем в каком-либо другом учреждении.
— Вы должны понять, лейтенант, — в завершение добавил Тинуэл, — мы не возбуждаем против вас обвинения только потому, что учитываем ваше безупречное прошлое. Да и критическая ситуация тут, на Ближнем Востоке, не могла повлиять на наше решение. Вам будет дана возможность оправдать свою репутацию на фронте. Вы меня поняли?
— Да, сэр, — ответил я. — Спасибо, сэр.
— Ваше откомандирование немедленно отменяется. Вы сегодня же должны вернуться в свою воинскую часть. Можете идти.
— Хелло, Роджер, — крикнул Билл Шотовер, ударив меня своей тяжелой лапой по плечу. — Вот и хорошо, что ты опять тут. Теперь нашей тыловой жизни наступил конец! Пошли со мной, старина.
Он завел меня в свое помещение, где висела карта Синайского полуострова. Это было во вторник, тридцатого октября; прошла почти целая неделя, пока армейские бюрократы приписали меня к моей части.
— Вчера, — сказал Билл, — южное крыло израильских войск из приграничного района Эль-Кунтилла-Эйлат клином врезалось на запад, чтобы соединиться с отрядом парашютистов, который приземлился в пятидесяти километрах восточнее Суэца. Сегодня пошел в наступление центральный ударный клин — через нейтральную зону Эль-Ауджа. А на севере уже отрезают район Газы. Тебе ясно, что там происходит?
Он начинял меня оперативными подробностями, пока где-то около шести часов вечера радио сообщило о вмешательстве в этот конфликт англо-французских вооруженных сил. Билл приказал построить роту и энергично выступил перед ней. А на следующий день в семнадцать часов сорок минут по среднеевропейскому времени наши бомбардировщики сделали первый боевой вылет с Кипра.