Аксель, Кри и Белая Маска

Он долго бродил по гавани, потом нашёл то заведеньице, где вся каша заварилась, и купил там пакет блинчиков «take away» — на вынос. У Питера была склонность верить, что если прийти в плохое место по-хорошему, беда подумает-подумает и отступит. Но, может, и камбала, получив электрошок и спасаясь от него в уютный трал, думает так же?

Побродив ещё час и сжевав почти все блинчики, он вернулся к пирсу. Смеркалось. Яхта белела в полумраке — ни движения, ни света на борту. Никого…только чайки орут, как сумасшедшие. Чего они, мельком подумал Питер, вроде завтра шторма не обещано. И решил, как помирится с отцом, уточнить прогноз погоды. Не эта же пожилая супружеская пара, ковыляющая мимо пирса, так взбудоражила птиц…

К его удивлению, те двое свернули с берега к нему, хотя здесь была лишь одна яхта. Высокий — даже по местным меркам — седой англичанин со снежно-белыми усиками щёточкой одной рукой опирался на трость, другой поддерживал крохотную старушку, которая явно смахивала на умирающую мышь. И оба были облачены в дорогущие серые костюмы одинаковой ткани.

— Говорю же тебе, это не здесь, Джек!

— Нет, здесь! Вот сама увидишь…

Приблизившись к Питеру, седой подслеповато, сквозь зелёные очки, оглядел почему-то сперва его, а уж потом яхту, и спросил по-нидерландски с акцентом:

— Простите, молодой человек, там, на корме, не чилийский флаг? Я по вечерам плохо вижу.

— Нет. Вы, кажется, заблудились? — живо спросил Питер, радуясь предлогу оттянуть возвращение блудного сына домой.

— Ничего подобного, я так и думал…Помолчи, Эмма! Мы ищем яхту, где нас ожидают друзья. Они сказали, что мы её и без флага легко заметим: такой белый траулер, «Nordhavn»…

— Джек, ты же понятия не имеешь, как они выглядят! Но сам не спросил, и мне не дал…

— Вот он — «Nordhavn», — кивнул Питер на белый силуэт, застывший в тёмной воде. — Только он не чилийский, а мой. Наш с отцом… — скромно уточнил он, вздыхая.

— О, какой красавец! — расплылась в беззубой улыбке старушка. — Я и не знала, что такие бывают…Прямо серебряный!

— Семьдесят шестая модель, — небрежно бросил Питер. — Отец их каждый год меняет. Сперва у него была «Nordhavn-72», но потом он заказал в Саутхэмптоне вот эту, поновее. Её на Тайване строили. А что серебрится, тут ничего удивительного: стекловолокно…

И тут у него на секунду перехватило дыхание. Скользнув взглядом по руке седого кавалера, он вдруг осознал, что у этой пары на двоих — ТРИ РУКИ. Левая рука старика срослась в локтевом суставе с рукой Эммы, а ниже нелепым обрубком торчало «общее» предплечье и скрюченная, увядшая, розовая кисть руки с поджатыми пальцами. «Как звериная лапа», — с отвращением подумал мальчик.

Теперь ему было ясно, почему они одеты в одинаковые костюмы: чтоб общий рукав не бросался в глаза. Ну что ж, сейчас они уйдут. А Питер пойдёт к отцу.

Пока он всё это соображал, оказалось, что пожилая пара подступила к нему вплотную и как бы «взяла в клещи» с двух сторон. Мальчику даже показалось на миг, что их общая рука стала чуточку длиннее…брр…хотя такое, конечно, было невозможно. Однако он вздрогнул и отступил на шаг.

— Ну, нам пора, — тут же сказала Эмма. Её горящий взгляд скользнул по лицу Питера и упёрся в его пакет. — Это у вас блинчики, юноша?

— Да. Хотите? — вяло сказал Питер.

— Что вы, что вы, нам нельзя! Мы на особой диете. Я только хотела спросить…на прощание…В вашей стране очень интересно едят селёдку. Заглатывают, можно сказать…А блины нидерландцы тоже так кушают?

«Вот идиоты», — весело подумал Питер. Это было слишком даже для туристов. Хотя…почему не позабавиться?

— Ну да, — важно кивнул он и, расставив крепкие ноги в кедах, потянулся за предпоследним блинчиком. — Вот, показываю…

И, подняв блин над головой, повёл его к открытому рту, оторвав наконец глаза от сиамских близнецов, или кто они там. Поэтому он не мог видеть, как за эту оставшуюся ему секунду они замкнули кольцо, растянув свою скрюченную руку резиновым шлангом. Последний блинчик в мятой упаковке шлёпнулся на пирс.

Трал закрылся.

«Ну, тут уже точно были духи», — сказал себе Аксель. Он медленно спустился к воде, нагнулся, поборол сильный приступ тошноты (стыдно было перед девчонками), умыл лицо, пытаясь избавиться от картины, которая маячила под его закрытыми веками, и неохотно побрёл назад к столу. Но при этом невольно косился по сторонам — не окружает ли его кто-нибудь. Дженни сидела спиной к нему, нервно мотая «конским хвостом». Кри с каменным лицом, кажется, даже не мигая, смотрела в книгу. Не заболела бы она от всего этого окончательно… «Я убью его», — твёрдо решил Аксель. И открыл третий свод.

ОКТАВИО ДЕ ЛА КРУС, 10 лет

Мерида

Дата проклятия —

Скучно…

Октавио вздохнул, покосился на пенал с фломастерами, надеясь, что они разделят (раскрасят?) его тоску, но так как они лежали и молчали, пришлось перевести глаза на светлую полоску вечернего неба за окном. Окно было открыто: главная жара уже спала, и даже веял лёгкий ветерок, колебля цветастую штору. Можно бы выйти на балкон, но там тоже будет скучно.