Аксель (ЛП)

Наверное, я веду себя как чертов идиот, особенно после его нудной и бесконечной беспрерывной тирады. Грег пялится на меня так, словно пытается найти мирное решение проблемы или что-то на подобие этого дерьма. Он долго не спускает с меня глаз, и практически можно увидеть, как в его голове на всех парах вращаются шестеренки.

Наконец, жутким равнодушным тоном он спрашивает:

— Рид, как давно ты знаком с Из? — его вопрос может и звучит безразлично, но его глаза молча обещают, что если ему не понравится мой ответ, разговора с Иззи не будет.

Я опускаю взгляд на свои ботинки и, подняв руку вверх, тру шею, пытаясь снять часть напряжения, скопившегося в моем теле. Вопрос с подвохом.

— Какое это имеет значение, Джи?

— Просвети меня, брат, просто, мать твою, просвети меня. Как давно ты ее знаешь?

Выпрямившись в полный рост, на все свои шесть футов шесть дюймов и, пытаясь, по крайней мере, обеспечить себя небольшим преимуществом, я смотрю на него свысока с подходящим к случаю суровым выражением на лице. Что, черт возьми, здесь происходит? Они ведут себя так, словно Иззи какая-то раненая пташка, нет, черт подери, это не та девушка, которую я знал.

— Я знаю Изабель шестнадцать лет. Двенадцать лет назад, когда я уехал из дома, я оставил свое сердце в ее гребаной ладони. С тех пор я не видел и не получал от нее известий, — я ответил спокойно, хотя спокойствием тут и не пахло. Ничуть.

Глаза Грега тотчас же вспыхнули, и после минутного молчания он пробормотал:

— Не называй ее Изабель. Никогда, — затем он развернулся и оставил меня стоять в оглушительной тишине с Беком, Купом и Ди, прожигающей дыру в моей спине. За исключением Ди, они, кажется, были так же озадачены и потрясены, как и я.

Какого черта?

Оглядываясь вокруг, я отступаю и приземляюсь задницей на жесткий пол; готовясь ждать столько, сколько потребуется.

Такое ощущение, что я сижу в коридоре уже несколько часов. Моя задница онемела то ли он сидения, то ли от музыки, бьющий ритм которой вибрацией проходит сквозь пол. Я смотрю на часы и отмечаю, что прошло уже полчаса с того загадочного комментария Грега. Что там, на хрен, происходит? Мне не нравится это подавляющее чувство беспомощности; я давно себя так не чувствовал. Понятия не имею, что здесь на самом деле происходит. Такое чувство, что все это большая дурацкая головоломка с одним недостающим куском. Кусочком, который взяли и не вернули на место.

Что случилось с семнадцатилетней, лучезарной девушкой, которую я оставил двенадцать лет назад? Конечно, она была в отчаянье, когда я уезжал для прохождения основного курса боевой подготовки, но она знала, что я вернусь к ней. У нас были планы, мечты и тщательно распланированное будущее, готовое к воплощению в жизнь. Почему же сейчас она ведет себя как потерпевшая сторона? Это не она, а я приехал домой шесть месяцев спустя, уставший, но окрыленный тем, что наконец-то снова обниму свою девочку, а вместо этого обнаружил, что она исчезла. И не просто исчезла, а растворилась в гребаном тумане. Не осталось ни одного следа, который привел бы меня к моей девочке.

Я помню тот день, когда вернулся в наш родной город Дейл, штат Джорджия. Я был так взволнован тем, что, наконец, обниму свою девочку. Служба в морской пехоте была напряженной, но на некоторое время она стала моим домом. Теперь у меня была новая семья с нерушимыми братскими узами. Я не мог дождаться и ввести в этот круг Иззи, чтобы создать свою полноценную семью.

Основной курс боевой подготовки не был похож на то, что я ожидал. Я знал, что стану идеальным кандидатом для морской пехоты, когда записывался добровольцем в армию; просто я никогда не предполагал, что отличусь так быстро. Прибыть в первый день, чтобы на следующий оказаться в конференц-зале и получить задание, перевернувшее мою жизнь. Я был хорош, чертовски хорош, и они хотели меня заполучить. Единственная проблема, свойственная большинству внутриправительственных дел, заключалась в том, что я должен был держать рот на замке. Высший уровень секретности. Я получил первое письмо от Иззи в тот же день, и оно напомнило мне о том, как трудно будет скрывать что-то от моей девочки; даже, несмотря на то, что она знала меня и понимала, как важна для меня эта служба. Я написал ей чертовски сентиментальное письмо и отправил в день своего отъезда на специальную подготовку, зная, что оно дойдет до нее только после того, как я окажусь дома. Когда я наконец получил увольнительную, я отсутствовал три долгих, тяжелых месяца. Я до сих пор чувствую шок, когда оператор сообщал мне, что ее номер отключен. Мне было некого спросить, я просто должен был молиться, чтобы моя девушка знала меня и знала, что нашей любви достаточно для того, чтобы дождаться моего возвращения. Я не мог волноваться; мне нужна была ясная голова на плечах. Поэтому, преисполненный надеждой наивного подросткового мечтателя я верил, что все будет в порядке.