Когда он попадает в зону выдачи, его куртка стискивает ему грудь, а очки меркнут. Голоса потерянных душ предметов багажа, взывающих к своим владельцам, доносятся до него. Эти жуткие стенания чуть не заставляют его электронные дополнения упасть в обморок — он едва удерживается от того, чтобы не отключить лимбо-таламический шунт, позволяющий ему эмпатировать их эмоциям, настолько ему становится не по себе. Манфред не жалует эмоции — во всяком случае сейчас, когда его донимает неразбериха разводного процесса, а Памела пытается заставить его принести его кровавую жертву. Как было бы хорошо, если бы любовь, и ненависть, и чувство потери никогда не были изобретены! Но чтобы оставаться на связи с миром, ему необходима максимальная сенсорная пропускная способность, и каждый раз, когда электронное нутро его ботинка опять вляпывается в какую-нибудь молдавскую финансовую пирамиду, его тошнит.
— Приветствую Вас, сэр, и хорошего Вам дня, могу ли я послужить Вам? — чирикает желтый пластиковый чемодан на счетчике. Манфред не дает себя обмануть: он прекрасно видит сталинистские путы контроля, которыми тот прикован к скрывающемуся под столом агенту бюрократии Британского Управления Аэропортами, безликому и мрачному регистратору наличных. Ну и черт с ним, здесь за свою свободу стоит бояться только сумкам.
— Да вот, выбираю… — бормочет он. И это правда: его собственный чемодан сейчас находится на полпути в Момбасу, где, вероятно, будет электронно обезглавлен и воскрешен на службе у какого-нибудь африканского кибер-Феджина.[61] Последствия криптографической ошибки, не вполне случайно встроенной в программу-распределитель на сервере бронирования авиарейсов. Потеря, конечно невелика — в нем была только среднестатистическая смесь гигиенических принадлежностей и одежды из секонд-хенда, и Манфред взял его для того, чтобы экспертные системы контроля пассажиров на авиалиниях не подумали, что он террорист или какой-нибудь чудак. Но это оставило брешь в его инвентаре, которую необходимо заполнить перед тем, как он покинет зону Евросоюза. Теперь Манфред должен найти чемодан на замену, чтобы на выходе из сверхдержавы иметь при себе ровно столько же багажа, сколько было на входе — вовсе ни к чему попадать под обвинение в вывозе материальных благ посреди трансатлантической торговой войны между глобалистами старого мира и протекционистами нового. Во всяком случае, это — его легенда, и он не отступает от нее.
Перед счетчиком выстроились в ряд осиротевшие сумки, тележки и чемоданы, выставленные на продажу в отсутствие их владельцев. Некоторые выглядят изрядно потрепанными, но среди них виднеется совсем неплохой чемодан с шасси, снабженным индукционным приводом, и с глубоким стремлением быть верным своему хозяину. Манфред делает ставку и видит не только GPS, но и навигатор Галилео[62], географический справочник размером с неплохую сетевую базу данных старого времени, и несгибаемое намерение последовать за владельцем хоть во врата ада, если потребуется. И царапинка слева внизу — опознавательный знак, такой, как надо. — Сколько за этот? — спрашивает он у погонщика на столе.
— Девяносто евро — отвечает тот с безграничным спокойствием.
Манфред вздыхает. — Так дело не пойдет. За то время, которое ушло у них, чтобы сторговаться на семидесяти пяти евро, индекс Хань Сен понижается на четырнадцать и шестнадцать сотых пункта, а то, что осталось от NASDAQ, преодолевает еще один подъем — на два и одну десятую. — По рукам. Манфред швыряет виртуальные деньги в грубую физиономию регистратора, и тот освобождает чемодан от виртуальных кандалов, вовсе не подозревая, что Манфред отстегнул заметно больше семидесяти пяти евро за возможность взять с собой именно этот предмет багажа. Манфред сгибается и смотрит в камеру на ручке. — Манфред Макс — тихо говорит он. — Следуй за мной. Ладонь чувствует, как ручка нагревается, читая его отпечатки — цифровые и фенотипные[63]. Потом он разворачивается и идет прочь из невольничьего рынка, а чемодан катится у его ног.