—М-м-м… — Амбер осторожно качает головой, ощущая, как липнут мокрые волосы и как ласкает кожу мимолетный ветерок. Она концентрируется на внутренних ощущениях и пытается нащупать реальность, но та не ускользает, не поддающаяся и не вложенная. Все вокруг кажется таким прочным и незыблемым, что ее пробирает мимолетный приступ панической клаустрофобии.
—Лично — нет — осторожно говорит обезьяна. —Но мы переписывались. Аннетт Димаркос.
—Тетя… — Хрупкий поток сознания Амбер захлестывает волна воспоминаний, и она ветвится снова и снова, чтобы собрать их воедино. Сообщение в архиве:
—Точно не знаю. — Орангутан лениво моргает, чешет подмышкой и осматривается вокруг. —Может, он в одном из этих контейнеров, готовится сыграть черта из табакерки. А может, смотался куда-то в одиночку, пока пыль не осядет. Она снова поворачивается к Амбер и смотрит на нее большими, глубокими глазами. —Это будет не тем воссоединением, на которое ты бы надеялась.
—Не тем… — Амбер делает глубокий вдох — десятый или двенадцатый изо всех, которые делали эти новые легкие. —Что с твоим телом? Ты же была человеком. И вообще, что тут происходит?
—Я все еще человек — в тех смыслах, в которых это имеет значение — говорит Аннетт. —Я использую эти тела, потому что они хороши при низкой гравитации, и они напоминают мне, что я уже не живу в биопространстве. И еще по одной причине. Она делает текучий жест в сторону открытой двери. —Ты обнаружишь, что все очень поменялось. Твой сын устроил…
—Мой сын. — Амбер моргает. —Это он пытается засудить меня? Какую версию меня? Как давно? Буря вопросов вырывается из ее сознания и разрывается фейерверками структурированных запросов в публичном секторе мыслепространства, к которому она имеет доступ. Она осознает, что ее еще ожидает, и ее глаза распахиваются. —О, дьявол! Скажи мне, что она еще не здесь!
—К моему большому сожалению, она уже здесь — говорит Аннетт. —Сирхан — странное дитя. Он похож на свою бабушку и подражает ей. И конечно, он пригласил ее на свою вечеринку.
—Его
—Почему бы и нет? Он не говорил тебе, в честь чего ее устраивает? Чтобы отметить открытие его особого проекта. Семейного архива. Он замораживает иск, по меньшей мере — на все время вечеринки. Вот почему все здесь, и даже я. Аннетт довольно ухмыляется ей. —Полагаю, мой костюм его здорово смутит…
—Расскажи про эту библиотеку — говорит Амбер, прищурившись. —И расскажи мне про этого моего сына, которого я ни разу не видела, от отца, с которым я ни разу не трахалась.
—То есть, тебе рассказать обо всем? — спрашивает Аннетт.
—Ага. — Амбер со скрипом выпрямляется. —Мне нужна одежда. И кресло помягче. И где тут можно раздобыть что-нибудь выпить?
—Пойдем, покажу — говорит орангутан, распрямляясь и разворачиваясь, прямо как рулон оранжевого ковра. —Сначала выпивка.
Бостонский Музей Наук — не единственная конструкция, разместившаяся на кувшинке, хоть и занимает центр композации. Он — еще и самая безмысленная из них: музей целиком построен из добытой еще до Просвещения пассивной материи, ставшей теперь реликтом той эпохи. Орангутан ведет Амбер служебным коридором наружу, в теплую ночь, купающуюся в свете колец. Трава под ногами прохладна, и с краев мирка непрерывно дует легкий ветерок, поднимаемый рециркуляторами. Она идет за сутулой оранжевой обезьяной, поднимается по склону, поросшему травой, и проходит под плакучей ивой. Пройдя по дуге в триста девяносто градусов, она внезапно обнаруживает, что оказалась в доме со стенами, сотканными из облаков, и потолком, с которого льется лунный свет, а пройденный ландшафт исчез, будто его и не бывало.
—Что это? — спрашивает очарованная Амбер. —Что-то вроде аэрогеля?
—Не-а. — Аннетт рыгает, сует руку в стену и достает охапку тумана. —Сделай стул — говорит она. Охапка приобретает форму и текстуру, отвердевает, и перед Амбер на тоненьких ножках оказывается солидная репродукция трона Королевы Анны. —И один мне. Приоденься, сделай что-нибудь из избранного. — Стены слегка отступают и твердеют, источая краску, дерево и стекло. —О да, это то, что надо. — Обезьяна ухмыляется Амбер. —Удобно?