Аксенов

А.К.:Так многие думают, но я скажу на это вот что: она бы тогда не была советской.

Е.П.:Ты Петера Эстерхази когда-нибудь читал?

А.К.:Читал. Очень хороший современный венгерский писатель.

Е.П.:Мировая знаменитость вдобавок. У него слава сейчас на Западе такая же примерно, как некогда у Аксенова. И вот я его однажды спросил: «Петер, а когда ты написал книгу “Производственный роман”?» Он говорит: «В семьдесят девятом». — «А напечатал когда?» — «Тогда же и напечатал». — «Где?» — «В Будапеште». Я говорю: «Как так в Будапеште? У нас за такие издевательства над коммунистами в те времена из Союза писателей выгоняли, а то и сажали. У вас что, социализма не было?» Тут ему стыдно стало, что у них социализм такой травоядный был, он и говорит: «Ну уж вторую книжку — "Малая венгерская порнография" — мне пришлось в Вене печатать». А первые буквы названия «Малая венгерская порнография», МВП, — это ни больше ни меньше аббревиатура названия венгерской компартии. Это все равно, если я бы сатирический роман назвал, например, «Краткий Путеводитель Сукиных Сыновей», «КПСС». Я говорю: «И что тебе было?» — «Ничего. Потому что наш дядя Янош Кадар в отличие от вашего дяди Лени Брежнева провозгласил, что кто не против нас, тот с нами. А у вас все было наоборот». Я тогда плюнул с досады и говорю: «Если бы у нас, Петер, была бы такая же мягкая советская власть, как у вас, то никакой перестройки бы не было, и ты до сих пор ходил бы под красным знаменем». В Венгрии, между прочим, все новые западные фильмы показывали, и каждый венгр мог раз в год поехать на Запад к какому-нибудь своему дяде-контрику, который бежал из страны в пятьдесят шестом. Колбасу в магазинах продавали.

А.К.:Вот! А накрылись все коммунисты вместе, извини за злорадный смех. Как тут накрылось, так и там накрылось. Почему ж там советская власть — гуманная, неглупая — тоже не удержалась?

Е.П.:Значит, из Москвы велели «перестраиваться». Тогда ведь еще советская империя не была разрушена. ГДР, Чехословакия, Венгрия — кончай перекур, становись на руки.

А.К.:Это все феномен Прибалтики и Грузии. Прибалтика и Грузия в Советском Союзе были зонами наименьшей советской власти. Однако, как советская власть закачалась, так эти страны первыми с телеги соскочили. Я помню до сих пор, как кричал после событий в Вильнюсе один мой сослуживец по «Московским новостям», из бывших гэбэшников: «Чего им не хватало? У них и так советской власти не было!» Значит, что-то не так просто было с советской властью и с советскими людьми типа Аксенова. Да и, пожалуй, с нами тоже. Вот какое-то было в нас качество, которое не позволяло нам внутри себя, до конца, окончательно стать антисоветчиками.

Е.П.:Что значит «до конца»?

А.К.:То и значит, не прикидывайся, что не понимаешь. И я думаю, в Васе это было в большой, очень большой степени. Хотя бы потому, что он еще в детстве был сильно пуган. Ониотгородились от всех стенкой, а мымечтали не сломать эту стенку, а перелезть через нее туда, где они. Чтобы мы оставались для них чужими, но одновременно были как бы даже и свои. Однако они тоже не были дураками. Ни меня, ни тебя, ни Васю туда не пускали…

Е.П.:Подожди-подожди, что ты такое говоришь? Твою прозу, допустим, не печатали совсем, меня печатали в год по чайной ложке, но Васю-то тут же приняли в Союз писателей после «Коллег».

А.К.:И тут же начали долбать.

Е.П.:Эта долбежка была ритуальная.

А.К.:И все время подчеркивали: ты не наш! А он-то всего лишь перелез через стенку в ихрай и хотел встать там с краешка, в таком гордом одиночестве, байроническом— это Васино слово.

Е.П.:Васино, да. Мы к нему еще вернемся, когда будем о его последних книгах говорить.

А.К.:Хотел им как бысказать: вот вы все подлое сервильное говно, отчего здесь и обитаете. А я к вам тоже через стенку перелез, живу, как вы, но думаю, чувствую по-иному, а сделать вы мне за это ничего уже сейчас не можете.

Е.П.:Мне кажется, это взгляд из нынешних времен. Хотя… как сказать… У всех была надежда, не только у Васи. «Надежды маленький оркестрик», как в песне Окуджавы. А также «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», как в фильме Элема Климова 1964 года. Считалось: главное, что нам мешает, — дураки.

А.К.:Вот именно! Не подлецы, не уроды, не людоеды, каковыми они являлись, а дураки. Но ведь это же лицемерие, Женя? Или все-таки самоубеждение?