Аксенов

Е.П.: Несомненно. Мы ведь и этот самый восьмидесятый год, пропади он пропадом, вместе встречали, но только они остались у Майи на даче, а мы пошли кутить дальше. Близкие, да. Ведь они вместе с Василием вышли из Союза писателей в знак протеста против нашего с Виктором Ерофеевым исключения, я уже рассказывал. После чего и начались их главные неприятности. Пожилых, больных людей лишили поликлиники Литфонда, их вызывали, им угрожали… Нет, извини, не люблю я советскую власть и никогда не полюблю. А то, что сделали Василий, Липкин и Лиснянская, всегда буду помнить.

А.К.: Да кто ж ее любит, советскую власть?

Е.П.: Заканчиваем?

А.К.: Заканчиваем. Пусть не обижаются на нас те из «аксеновских», кого мы не назвали. Мы ведь не всех помним и знаем.

Е.П.: Войновича забыли, как Фирса в «Вишневом саду». Мы с Васей в Вашингтоне пошли к нему в гости, а когда с Владимиром Николаевичем курили на балконе, он мне сказал: «Знаешь, кто здесь в соседнем доме живет? Мой персонаж Иванько из “Иванькиады”. Это называется нарочно не придумаешь». Говорят, советский функционер Иванько с удовольствием надписывал книжку Войновича, где был изображен, прямо скажем, в непотребном виде.

А.К.: А еще Василий в Вашингтоне дружил со священником Виктором Потаповым и югославским диссидентом, философом Михайло Михайловым, который у Тито много лет отсидел за свои статьи и книги.

Е.П.: Я Михайлу знал. С ним связана смешная история. Наступили новые времена, Вася звонит мне из Америки и предлагает: «Давай остров купим». Я говорю: «Какой еще остров?» Он: «Это идея Михайлы Михайлова. Его друг теперь большая шишка в правительстве Черногории, он нам остров продаст, и мы там устроим рай для писателей и поэтов, типа Дома творчества. Но для этого нужно составить солидное письмо, которое подписали бы известные люди. Ты подпишешь?» — «Подпишу, если ты меня считаешь солидным, — говорю. — Разумеется, подпишу, как же мне без такого райского острова теперь прожить?» — «Свяжись тогда, — просит Вася, — с поэтом Тимуром Кибировым и с Окуджавой». Тимура я нашел в деревне на даче, где он картошку копал, а Булату Шалвовичу позвонил в Москве и кратко изложил ему суть дела. «Женя, вы сильно пьяны?» — спросил Булат Шалвович. Но я ему объяснил, что это вполне серьезно, что остров продадут за чисто символическую цену — доллар-два. Он страшно развеселился и сказал: «Хорошо, ставьте мою фамилию. Физически я сейчас не могу расписаться: меня закрыли в квартире, чтоб я на улицу не выходил. По Москве грипп гуляет, а для меня грипп — это смерть». Вот… А потом через некоторое время приезжает Вася, и я его спрашиваю: «Ну что там с островом?» — «С каким островом? — не понимает Вася. — А-а, с тем, что Михайло намеревался купить? Увы, все провалилось, потому что пока все это шло, друзей Михайлова уже выгнали из правительства».

А.К.: Знаешь, пока ты это плел, я думал о том, что вот есть люди, которых мотает от бабы к бабе, у которых главное место в жизни занимают женщины. Ты заметил, что я этой своей фразой женщин как бы вывел из категории людей?

Е.П.: Ну, они же, как известно, неземные существа. И у нас политкорректность пока не требуется в обязательном порядке, как в Америке.

А.К.: Еще есть люди, для которых самую большую роль играет семья, просто семья. Которые все в своей жизни связывают с происхождением, с семьей. Есть еще люди, в жизни которых решающее значение имеют сослуживцы, работа. А есть люди, в жизни которых лучшее место принадлежит друзьям. Друзьям! Причем из разных, разнообразнейших сфер. Это могут быть коллеги, случайно встреченные люди, даже женщины могут быть их друзьями. Я думаю, что Вася относился к последней категории. Здесь его судьба — и человеческая, и собственно писательская.

Е.П.: И на этом давай-ка мы завершим дозволенные нам Господом речи.

А.К.: Пожалуй…

30 декабря 2009 — 30 декабря 2010

Приложение

Белла Ахмадулина. САД

Василию Аксенову