Аксиоматик

Я не мог решить, что я чувствовал. Несмотря на обмен воспоминаниями, мы бы в конечном итоге не знали бы друг друга, а стали переходным процессом, искусственным третьим человеком. Тем не менее, в первый раз в нашей жизни, мы бы прошли через точно такой же опыт, с точно такой же точкой зрения — даже если бы потратили на это восемь часов запертыми в отдельных комнатах, воспринимая себя бесполым роботом с кризисом личности. Это был компромисс, но я не мог придумать более лучший и реальный путь.

Я позвонил Бентли и согласился

В полной сенсорной депривации мои мысли, казалось, рассеивались в темноте вокруг меня, прежде чем они успевали сформироваться. Такая изоляция длилась недолго, так как наши краткосрочные воспоминания слились, мы достигли своего рода телепатии. Один из нас будет придумывать сообщение, а другой будет "помнить", обдумывая его, и отвечая похожим образом.

— Я действительно не могу ждать, пока ты раскроешь все свои маленькие грязные секреты.

— Я думаю, ты будешь разочарована в том, что я еще не сказал тебе.

Я, вероятно, подавлен.

— Ах, но подавление не стирается. Кто знает, что будет там?

— Мы узнаем достаточно скоро.

Я пытался думать о всех мелких грехах, которые я совершил за года, все позорные, эгоистичные, недостойные мысли, но ничего не приходило в голову, хотя был смутный белый шум вины. Я попытался снова, и добился, увидев Шиану, когда она была ребенком.

Мальчик скользнул рукой между ног, а затем завизжал от испуга и убежал. Но она описала этот случай мне давно. Было ли это ее памятью или моей реконструкцией?

— Моя память. Я так думаю. Или, возможно, моя реконструкция. Ты знаешь, часть времени когда я говорила тебе, что случилось со мной перед тем, как мы встретились, память из рассказанного стала гораздо яснее для меня, чем собственно воспоминания о себе. Почти заменила ее.

— Так же и для меня

— Тогда в некотором смысле, наши воспоминания уже движутся в направлении своего рода симметрии, в течение многих лет. Мы оба помним, что было сказано, даже если бы мы оба услышали это от кого-то другого.

Соглашение. Молчание. Момент замешательства. Затем:

— Бентли использовал это изящное разделение "памяти" и "личности"; оно на самом деле так чисто? Жемчужины это компьютеры, основанные на технологиях нейронных сетей и те не можешь говорить о "данных" и ''программах" в абсолютном смысле.

— В общем, нет. Его классификация должна быть произвольной, в некоторой степени. Но кому какая разница.

— Это важно. Если он восстанавливает "личность", но позволяет "воспоминаниям" сохраняться, ошибочная классификация может оставить нас.

— Что?

— Всё зависит от этого, не так ли? С одной стороны, такое полное "восстановление" и абсолютно не затронутое, что весь опыт мог бы и не быть. А с другой стороны…

— Постоянно.

— … слияние.

— Разве это не точка?

— Я не знаю больше.

Тишина. Сомнения.

Тогда я понял, что я понятия не имел, был ли это мой черед ответить. Я проснулся, лежа на кровати, слегка ошеломленный, как будто ожидая ментальной паузы для перехода.

Чувствовал себя немного неловко, но в меньшей степени, чем когда я проснулся в каком-то другом Статисте. Я взглянул на бледный гладкий пластик моего туловища и ног, затем махнул рукой перед лицом. Я выглядел как бесполый манекен с витрины, но Бентли показал нам тела заранее, это не было большим шоком. Я медленно сел, потом встал и сделал несколько шагов.

Я чувствовал себя немного оцепеневшим и опустошенным, но мои кинестетическое чувство и проприоцепция были прекрасными; я чувствовал себя расположенным между глазами, и я чувствовал, что это тело было моим. Как и с любой современной пересадкой, моя жемчужина управляла напрямую, чтобы приспособить изменения, избегая необходимости нескольких месяцев физиотерапии.

Я оглядел комнату. Она была скудно обставленной: одна кровать, один стол, один стул, одни часы, один комплект головидения. На стене висела репродукция литографии Эшера "Узы единства," портрет художника и, по-видимому, его жены, их лица, как очищенные лимоны в спиралях кожуры, соединенные в единую, взаимосвязанную группу. Я проследил внешнюю поверхность от начала до конца, и был разочарован, так как ожидал, что это будет подобием ленты Мёбиуса.

Окон нет, одна дверь без ручки. На стене, рядом с кроватью, висело зеркало в полный рост. Я стоял некоторое время, и смотрел на мой нелепый вид. И вдруг мне пришло в голову, что если у Бентли была настоящая любовь к играм в симметрию, он мог построить одну комнату, как зеркальное отражение другой, модифицировать набор головидения, и изменить одну жемчужину, одну копию предоставив мне, изменив правое на левое. То, что выглядело как зеркало, не могло быть ничем иным, кроме как окном между комнатами. Я неловко улыбнулся моим пластиковым лицом и мое отражение выглядело соответствующим образом смущенным.