Аксолотль

Но безумие всё длилось и длилось, и никакая битва при Левине не могла нас спасти. Устремившись в Евросоюз, теряя по пути население и территории, мы летели в тартарары, а с экранов телевизоров гремели бравурные репортажи о новых высотах, покорённых нашей экономикой: «Нефтяники компании «Сибирь-Шеврон» рапортуют: есть сто миллиардов баррелей к концу года! Европа, встречай русскую нефть!» Из компании «Газпром-ВР» сообщают: «Голубое топливо бесперебойно поступает в Израиль по сниженным ценам! Россия поддерживает многострадальный еврейский народ в его вековой борьбе за демократию и прогресс!»

Апофеозом всей этой вакханалии стала мгновенно покорившая ополоумевшее общество теория каких-то недоучек, сумевших вывести связь между наличием волос на голове человека и его социальным поведением. Хорошо помню сюжет по первому каналу - жеманный мужичок с козлиной бородкой вещает: «Я давно обратил внимание, что бандиты, спортсмены, военные, полицейские предпочитают короткие волосы. А вот поэты, художники, хиппи, священники, напротив, носят длинные волосы. Возможно, одни идентифицируют себя с миром агрессии, а другие - с миром добра?»

Сначала это казалось смешным, но потом стало не до емеха - оказалось, что всякий облысевший мужчина (именно мужчина!) потенциально опасен для общества. Но если имплантировать ему волосы (особенно важна зона темени!), эту опасность можно свести до минимума. По всему миру начали массово открываться клиники и кабинеты по оволошению. У нас, как водится, пошли дальше всех - тех, кто не желал пересаживать волосы или не имел на это средств, оволошивали насильно, налагая на бедолаг немалый послепроцедурный штраф. Толик Длукер, ещё в возрасте Христа утративший шевелюру, подвергся этой процедуре. Волосы на голову ему пересадили из паха…

Прав, тысячу раз прав ныне забытый за ненадобностью литератор Хвощинский, написавший: «Бывали хуже времена, но не было подлей!»

* * *

…Когда-то эта улица называлась Остоженкой. В незапамятные времена весь левый берег Москвы-реки занимали заливные луга, увенчанные стогами сена. Отсюда и название - Остожье. Затем большевики, построившие в столице самое лучшее в мире метро, переименовали улицу в Метростроевскую. В начале 90-х одна из древнейших улиц Москвы вернула своё историческое название. Вернула, да, как видно, ненадолго. Ибо, к величайшему удивлению и ярости Мендина, сегодня таблички на домах извещали москвичей и гостей столицы, что они находятся на улице Михаила Саакашвили.

Бедная профессорская голова, закружившаяся ещё у храма Святого Николая, пришла в совершеннейшее безобразие. Перед глазами всё плыло, в ушах звенело. В довершение всех бед у Мендина начался приступ стенокардии.

Кое-как добредя до Коробейникова переулка, коего шизофреническая эпидемия переименований не коснулась, Александр Иванович буквально вполз в небольшой скверик на углу и без сил упал на грязную скамейку.

Нитроглицерин - вот единственное лекарство, которое в последнее время мог себе позволить профессор. Впрочем, от стенокардии иного и не надо. Сунув под язык алую капсулу, Мендин откинулся на спинку, закрыл глаза и, чтобы успокоиться, принялся повторять про себя тезисы будущей лекции: «Удивительная особенность аксолотля состоит в том, что он достигает половозрелости и становится способным к размножению, даже не превратившись во взрослую форму, то есть в саламандру. Избегнув метаморфозы, аксолотль, по сути оставаясь личинкой, одновременно является как бы и взрослой особью, дарящей жизнь своему потомству. Явление это, называемое неотенией, хорошо описано в трудах профессора Колльмана и Марии фон Ровен».

Аксолотль… Он вплыл в мысли профессора и повис, недвижимый, лишь веточки жабр поднимались и опадали в такт дыханию. Безгубый улыбающийся рот, глаза-агаты. Это существо словно оказывало на Александра Ивановича какое-то магическое влияние, будучи одновременно символом созерцательной старости и пытливой юности.

И вдруг профессора осенило: аксолотль может давать жизнь, избегая опасностей взросления! Вот в чём дело! Не вступая в сложный и непонятный мир взрослой жизни, обитая в своей купели, он тем не менее может длить свой род практически вечно!

«Ах, как жаль, что человек лишен неотении», - подумал он, открывая глаза.

Вокруг шумел огромный город. Старинные дома, плотно толпящиеся вдоль всей Остоженки (язык не поворачивался называть эту улицу иначе!), к великому сожалению, претерпели совершенно варварскую переделку, называемую почему-то реставрацией, и ныне глядели на мир тонированными стеклами евроокон, напоминая слепцов в зеленоватых очках.

Плотным потоком мчались по мостовой машины. Временами Мендину казалось, что он сидит не в городском скверике, а на трибуне стадиона и наблюдает спортивные соревнования, какие-то ралли, какую-то безумную гонку. Ревя и фыркая, разноцветное полированное автомобильное стадо неслось мимо, и кто знает, что за приз ожидал их за поворотом?

На соседнюю лавочку присели две девчушки лет четырнадцати. Миловидная кудрявенькая блоидиночка в розовой кофточке канючила у тёмненькой подруги: